– Ничего веселятся загнивающие капиталисты. Так и смердит от них деньгами и благополучием, – Казаков, скривившись, смотрел на женщину лет сорока, которая, держа в руках полный бокал, быстро говорила что-то своему веселому соседу. – Поужинал бы я с этой молодящейся красоткой, – продолжал Казаков.
– За отпускников, – Шахов поднял рюмку.
– Вот-вот, к черту капиталистов! За заслуженных отпускников, – Казаков торжественно встал.
Только сейчас Друянов заметил, что Казаков уже порядочно пьян. Это нарушало планы, и он, взяв у Казакова рюмку, поставил ее на стол: «Хватит».
– Вы мне не папа, слава богу, – Казаков посмотрел на Друянова пренебрежительно. – Но могу и не пить. Как остальные?
– Точно, – Приходько отодвинул свою рюмку, – мы уже.
Через минуту он вышел из-за стола и вернулся с официантом. Того шумно требовали со всех сторон, но он шел за маленьким Приходько, как привязанный.
– Пять двойных кофе и счет, – сказал Приходько, – но получите сначала.
Все полезли в карманы. Но он быстро расплатился и подтолкнул официанта. Тот поспешил за кофе, отмахиваясь от возмущенно тянущихся с других столов рук.
Умеренность Приходько поражала Друянова. Узнав, что инженер приехал с Севера, он приготовился наблюдать эдакий купеческий разгул с черной икрой и водкой в начале, с песнями и маловразумительными разговорами в конце.
Когда кофе был выпит, Друянов поднялся, с нарочитой торжественностью оглядел присутствующих, достал из кармана колоду карт и сказал:
– К барьеру, уважаемые, к барьеру.
Шифротелеграмма. МОСКВА. УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК. ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ИНОСТРАНЦА ОБЪЕКТ НЕ ВСТРЕЧАЛ. СВЯЗЕЙ НЕ УСТАНАВЛИВАЕТ. ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ СВЯЖУСЬ С МЕСТНОЙ МИЛИЦИЕЙ. МОЙ ПАРОЛЬ: «РАД ПОЗНАКОМИТЬСЯ, Я ПРИЕХАЛ В ГОРОД РАБОТАТЬ».
Снова Казаков
Казаков проснулся раньше обычного и стал изучать пылинки в солнечном луче. Ни солнце, ни утренняя прохлада, ни даже вчерашний выигрыш – ничто его не радовало. Мысли, как пылинки, суетились и пропадали.
Неделя уже прошла, с каждым днем все труднее заставлять себя не думать о предстоящей операции. Неуверенность и приступы подозрительности отравляли последние дни отдыха.
Он встал, распахнул дверь на веранду и охнул. Вчера, играя в волейбол, он выбил палец.
– Виктор, кончай решать свой ребус-кроссворд. Идем скорее, – раздался внизу недовольный девичий голос.
Казаков вышел на балкон. Тоже заботы! Рядом что-то скрипнуло. Он быстро повернулся. Никого. Веранда была пуста. Так и свихнуться недолго.
Казаков вернулся в номер, захлопнул дверь и выругался. Большой палец на правой руке напомнил о себе острой пульсирующей болью. Он вызывающе торчал, как сварившаяся сарделька, которую вынули из кипятка за секунду до того, как ей положено лопнуть. Боль на время отвлекла Казакова от мрачных размышлений, и он смотрел на свой распухший палец даже с любовью.
Потом он стал готовиться к сложной процедуре. Достал стаканчики, кремы, бритву, оселок, кисточку. Но тут же понял, что побриться не сможет. Опасная бритва и выбитый палец не соглашались на мирное сосуществование.
Теперь иди в парикмахерскую. Обдерут физиономию, как наждачной бумагой. От такой мысли Казакову стало себя совсем жалко, и он с тоской посмотрел в зеркало.
В балконную дверь постучали:
– Игорь Львович, вы встали?
Глава 2
Убийство
Леночка
Ровный ряд дверей справа, ровный ряд окон слева. За три года работы Леночка свыклась с этой обстановкой настолько, что гостиница даже снилась ей по ночам.
Леночка была горничной, а последний месяц еще и подменяла подругу. Та сдавала экзамены в институт, и Леночка раз в три дня дежурила по этажу. Сама Леночка только весной окончила вечернюю школу и поступление в институт отложила до будущего года.
Дежурство протекало спокойно. Леночка сумела даже выспаться. Проснувшись около пяти часов, она не торопясь вытерла мокрой тряпкой пол, смахнула пыль с подоконников, полила цветы. Посмотрела на часы: шесть. Сменяют только в девять. Наступали самые томительные часы дежурства.
Открылась дверь четырнадцатого номера, и по коридору прошествовали супруги Нежинские. Высокий, губастый, с грустными подслеповатыми глазами и уже солидным брюшком – муж. С вечно недовольным лицом, поджатым ртом и приклеенной к носу бумажкой – жена. От этой пары всегда веяло скукой.
Женщина прошла мимо Леночки, едва кивнув. Мужчина аккуратно положил ключ, тихо поздоровался и пустился за женой.
По некоторым жильцам можно было проверять время. Вот и сейчас: если нытики из четырнадцатого пошли до завтрака на море, значит, осталось два с половиной часа. Леночка достала старый, потрепанный номер «Огонька» и в сотый раз начала разглядывать знакомые картинки.
– Доброе утро, Леночка, – услышала она голос в конце коридора. Это из своего номера вышел инженер Приходько. Он подошел и, приподнявшись на носках, повесил ключ на доску.
Леночка ответила улыбкой на улыбку и сказала:
– Здравствуйте, Иван Николаевич. Уже семь?
– Точно, Леночка, – ответил Приходько и, любовно прижав к себе коробку с шахматами, пошел в холл.
Леночка проводила его взглядом. Приходько был веселым и удобным жильцом. В номере у него всегда порядок, пепельница чистая, постель убрана. Даже пустые бутылки из-под пива инженер выносит сам. Да и режим дня у него железный: в семь завтракает в кафе на углу, где делает комплименты рыжей Зойке. Потом на скамейке целый час играет в шахматы. Весь день у него по минутам расписан.
К этой Зойке у Леночки отношение сложное. Леночке противно смотреть на быстро меняющихся ее мужей и женихов. Но Леночка знает, что Зойка добрая и несчастная. Как она любила своего летчика! Но однажды он улетел и не вернулся. Соседи судачили, что у него другая семья в Ленинграде. А у Зойки осталось горе и маленький Вовка. Леночка до сих пор помнит счастливое Зойкино лицо, когда она гуляла с тем летчиком по набережной. Помнит, какая Зойка была тогда гордая и неприступная.
А сейчас – Приходько. Но, кажется, это у них серьезно. Зойка разогнала своих кавалеров и даже краситься стала меньше.
Решив обмануть время, Леночка принялась за кроссворд, хотя не столько отгадывала слова, сколько разбирала каракули своих предшественников, основательно потевших над его разгадкой.
Прозвенел телефон. Снимая трубку, Леночка краем глаза посмотрела на часы. Половина восьмого. Только-то? А ей хотелось, чтобы шел девятый. Она расстроилась и сердито сказала в трубку:
– Слушаю.
– Ребенок, – сказал мужской голос, – полотенце не принесешь? Мое куда-то девалось.
Леночка вошла в прихожую десятого номера. Из душевой, заглушаемый шумом воды, раздался голос:
– Спасибо, ребенок. Повесь на крючок.
Леночка повесила полотенце, показала двери язык и вернулась к своему столику. Казакова – жильца этого номера – Леночка не любила. С первого же дня он начал глупо заигрывать с ней, нескромно разглядывал с ног до головы. А когда она убирает номер, Казаков ходит за ней по пятам и задает пошлые вопросы. К тому же вздумал называть ее ребенком. Леночке это ужасно не понравилось, но она решительностью не отличалась, да и начальство требовало вежливого обращения с жильцами. Так она и не осадила Казакова, успокоив себя тем, что в конце концов хуже ей от этого не будет.
Она вновь стала листать надоевший «Огонек». Но не успела прочесть и строчки, как услышала легкие шаги и тихий смех. Не поднимая головы, Леночка узнала молодую пару ленинградцев: Машеньку и Олега. Женатики пробежали мимо, едва успев поздороваться. И уже с улицы до Леночки донесся дружный, несдерживаемый хохот.