Взгляд его опять остановился на фото Че Гевары…
— Вот объясни мне, — начал он, — Че Гевара не за себя воевал… Он хотел поднять на борьбу нищих, угнетенных, а они… они… Тебе все известно, конечно. Сам он дрался, как лев, а те, за кого он дрался, его не поддержали. Он остался один, почти что один, и погиб… Я читал о Че Геваре, вышла книжка в серии «Жизнь замечательных людей». Ты читала? Другой, наверно, скажет: «Зачем это ему было? Сидел бы у себя на Кубе, делал бы свое дело… — и остался бы жив».
— Ему было мало, должно быть, — ровным голосом, даже бесстрастно проговорила Лариса. — Есть люди, которым неспокойно, когда кому-нибудь плохо.
— Да, да, он был такой… Страшно подумать: один, больной в тех жутких лесах… Его предали, конечно? Почему, ну, почему?! — Хлебников взволновался, покраснел. — Альенде тоже предали… Почему?
— А очень просто: люди не любят тех, кто не похож на них, — сказала Лариса. — Кто лучше, красивее… Особый вид зависти — самый опасный.
Хлебников взглянул на нее с недоверием.
— Были и всякие другие причины. Но эта — психологическая, — добавила она.
— Не пойму я… — хмурясь, проговорил он.
— Чего ж тут не понимать? Если в стае ворон попадается одна белая, ее заклевывают черные, — сказала Лариса. — Пей кофе, пока что…
— Пока — что? — переспросил Хлебников.
Лариса засмеялась, и в ее посиневших глазах появилось напряженное внимание.
— А ты знаешь, тебе трудно придется.
— Что значит — трудно?
— А то и значит…
— Ты что, гадалка?
Она отрицательно повела головой.
— Всяких сложностей у тебя будет уйма. Но ты мне нравишься.
— Ладно, — сказал он, — ты мне тоже… А насчет сложностей — не думаю… Откуда? Конечно, все может быть.
— Послушай, — сказала она, не отводя от него прямого взгляда. — Хочешь, будем с тобой встречаться?
Он встал с ошалелым видом.
— Не хочешь — со мной?! Что ты молчишь? — спросила она.
— Да нет… Я… — выдавил, наконец, он, — но мы же встречаемся…
— Ты действительно дурачок? — сказала она. — Или это временно?
— Но погоди… — Хлебников стал что-то соображать. — У тебя же есть Заборов.
— Нет у меня Заборова. — Она тоже встала и подошла близко к Александру. — Уже нет.
— Но почему? — безотчетно пробормотал он. — Это такой парень — умница…
Лариса рассмеялась — она пришла в прекрасное настроение.
— Нет, ты вправду дурачок. И никогда твоего Заборова не было у меня. Он слишком для меня умен… Так ты не хочешь со мной встречаться?
Она положила руки на плечи Александра, еще приблизилась, и он ощутил запах духов — очень приятный и ни на что не похожий, никогда им не слышанный — вероятно, дорогих.
— Я, я… Хочу, и еще как хочу! — со всей искренностью вырвалось у него. — Но, видишь ли…
— Что — но? — спросила она.
— Видишь ли, я должен совсем скоро призываться, меня могут, наконец, взять в армию. А это — два года…
— А я не собираюсь просить жениться на мне. — Она смотрела ласково и смешливо; это была сейчас совсем другая, еще незнакомая Хлебникову Лариса.
Про себя она подумала, что в этой ситуации должна бы сказать: «Я буду ждать тебя». Нет, этого она обещать ему не могла. Но он был ей мил и своей юностью, и благородной, как ей казалось, наивностью. Сама себя в свои двадцать один год она чувствовала намного взрослее. И у нее было чувство, что этого мальчика надо беречь, опекать.
— Дай я тебя поцелую, Иванушку-дурачка, — сказала она.
Он ощутил на своих губах ее полные, мягкие губы, ее тепло — на своем лице, ее ищущие пальцы на затылке, и, все еще не веря в реальность происходившего, неуклюже обнял.
В эту же минуту к ним в дверь постучали… Раиса, возникшая в своем роскошном одеянии на пороге, принялась звать их в гости:
— …Будет Василий Васильевич из комиссионного, будет Аркашка из ЖЭКа, ты его знаешь, Лариска, — Аркашка принесет пластинки. Маруська придет, попоет нам.
— Спасибо, Рая! Но мы уходим. — Лариса сразу же превратилась в прежнюю — невозмутимо-отчужденную.
— Отрываешься от масс, — Раиса блеснула на Хлебникова круглыми птичьими глазками. — Постучи ко мне, когда вернешься… До новых встреч! — это относилось к Александру. — Не обижай меня, Лариска!..
— Ну что вы, тетя Рая!..