Да и весь обед с мужиками представляется некоей показухой. Ведь после этого «обеда» Левин едет домой — пообедать «жареной индюшкой и лафитом»! Нет, Левин не высокомерничает по-барски перед мужиками (да и выгодно ли ему было такое высокомерие?), но и демократизм его напоминает разве что свойскость мироеда. О ком из мужиков Левин по-настоящему позаботился, кому из них помог в беде?.. Много захотели от барина? Но ведь, по мысли Толстого, барин нового типа, он «просвещенный прогрессивист»! И вот, как видим, ни разу не пришло в голову этому «прогрессивисту», что не худо бы накормить мужиков, работающих на него, мясным обедом, из своих барских припасов послать косарям хоть по куску сала. Не разорился бы — тем более что к тому времени был и вовсе несемейным! И почему-то думается, такого заданно положительного Левина Толстой не написал бы в более поздний период своей жизни и творчества, скажем в годы создания «Воскресения», то есть спустя почти четверть века после «Анны Карениной»! И если случается нам все же сочувственно отнестись к Левину, каким он написан был Толстым, — не оттого ли это случается, что здесь автор больше всего отдает свое своему герою?..
Немало положительного в положительном герое. Левин честен, трезв, практичен, физически совершенен. Но душевный мир его, по сути, ограничен, беден. Даже лиризм его, любовные переживания, до того уравновешенны, подчинены, что в читателе, и этим не возбуждает он к себе сочувствия. Под стать ему и Кити. И она погружена в свое домашнее хозяйство, в варку разнообразного варенья, тоже весьма «масштабно» и на «рациональной основе» (с использованием опыта и консультаций собственной мамаши и экономки Агафьи Михайловны)! И, как бы сам заметив убогость интересов своих героев, Толстой вскоре их показывает возле умирающего Николая Левина, может, здесь пробудится в них живая душа. Но и возле смерти эти два здоровых и молодых человека столь же бездуховно деятельны и ритуально-механичны, как и всегда, возле жизни, и здесь они, главным образом, заняты собой, не испытывают ни потрясений, ни ужаса… Они, кажется, больше досадуют, что им все же приходится переживать — чем по-настоящему переживают за умирающего брата и деверя…
А ведь как подробно, разносторонне, глубоко разработаны характеры Левина и Кити! Даже их пресная положительность и приземленность хозяйствования не могли помешать им быть тем, кем они есть: художественными образами. Художник в Толстом — в который раз — побеждает заданность, умозрительность, философичность Толстого!
Заданный положительный герой, таким образом, не удается даже Толстому! И автор довольствуется редкостной — «скульптурной», скажет Стасов, — жизненностью взамен задуманной «положительности». В «Воскресении» мы уже не встречаем попыток к созданию именно положительного героя!..
Видно, вечная здесь проблема: не даются писателям заданные положительные герои. Даже Толстому! И не оттого ли, что сама жизнь, сама мать-природа, не производит таких положительных героев?..
Но всегда, когда нам нужно выверить литературное явление, восходим к Пушкину. Как у него обстоит с положительными героями? Может показаться, что у Пушкина — множество их!.. Но так ли это?
Надо помнить, что Пушкин был прежде всего гениальным поэтом-лириком, будучи меньше всего тем прозаиком-бытописателем, который лишь следует за таким поэтом-лириком, по его «разведанным началам», уходя вместе с тем в эпическую ширь, в толщу жизни, в ее этическую, в бытийно-бытовую основу, каким явился Гоголь своей прозой, затем и Лермонтов своей прозой. А ведь положительный герой — создается главным образом как бытовой жизненный тип, причем именно в самой эпичности большой прозы, чаще всего в наиболее эпичном жанре — в романе.
За небольшими исключениями Пушкина все же чаще интересовали не заданные, подробно разработанные, из глубины характера личности — из характера самого времени, пластичные сами по себе, жизненные типы — типические характеры (как Татьяна, Онегин, Годунов и другие), а герои именно как литературные явления или даже как литературно-традиционные явления (например, «Маленькие трагедии»). Для Пушкина и рассказом или повестью было еще главным образом яркое и занятное событие или явление, которое повстречалось, запечатлелось, писательски запомнилось, и о чем можно рассказать, поведать и читателю. Герои эти живые не столько подробностью обрисовки и всесторонностью разработки, живые не столько рельефностью и объемностью, сколько той редкостной контурной меткостью, подчеркнутой психологичностью детали, которые и отличают рисунки Пушкина!..