…Как часто гениальный поэт Пушкин заслоняет всеобъемлющий гений Пушкина!.. Но здесь хочу сказать лишь о Пушкине — гениальном художнике. Какому прославленному художнику, например, дано было так, как поэту, стремительно, почти не шаржируя, беглым штрихом пера, без отрыва его, создать психологический портрет современника, знакомого человека, кого-нибудь из своего окружения, автопортрет, наконец? Мы знаем рисунки всемирно известных художников, но всегда там — так или иначе — сосредоточенный, заданный труд профессионализма…
У Пушкина не просто экспромтность, а даже как бы задумчиво-отвлеченная экспромтность, нездешность вроде бы мысли, творческой воли, которые в это время трудились над главным: над стихом! Рисунки — некое творчество походя, почти не осознавшее себя, словно все нечаянное, из смутных и мгновенных наплывов воображения и автоматизма пишущего пера… Сама непосредственность гения!
И что самое замечательное — характер, душа человека, ее живые движения всегда выражены предельно лаконично, почти всегда в одном, много двух-трех быстрых чертах. Чаще всего это — линия губ, глаз, абрис профиля. Например, Катенька Вельяшева («грустно очарован вашей девственной красой») сразу узнается по «хитрому взору», о котором сказано и в стихах поэта («Подъезжая под Ижоры»). А ведь всего лишь — короткий штрих верхней ресницы — и точка под ней — и «хитрый взор» уловлен вживе! В нем вся натура, весь характер этой провинциальной девушки. Таким он останется до конца ее дней! Ведь сохранился портрет (известного живописца Жандра) пожилой Екатерины Вельяшевой: те же небольшие, лукаво-быстрые, косящие, хитроватые глаза. А в них — одно лишь мелко-житейское… Нет, не «пушкинская женщина»…
Сколько мы знаем портретов Пушкина — причем и кисти знаменитых живописцев-современников. Но как мало они, право, говорят нам о подлинном, живом, человеческом облике поэта в сравнении с автопортретами! Вот один из них, автопортрет из ушаковского альбома. И опять же не о сходстве речь, несомненность которого предстает с множества этих автопортретов. Внутренний мир поэта, более того — минутное настроение, думается, тут наиболее уловлены (обаяние портрета таково, что иначе думать и не хочется!). Улыбка, воодушевление посреди задумчивости, готовность к приязненной шутке, быстрый и живой ум… И все передано изумительной краткостью (слову поэта подобно!), передано главным образом слегка волнистой («вольтеровской»), очень выразительной линией рта, многоемкой психологически, коротенькой поперечной черточкой в уголке рта. Затем — «африканской раздутостью» носа внизу (эту лежащую, точно «унифицированную» самим поэтом, полувосьмерку видим на всех его автопортретах!). Наконец, конечно же точкой глаза — точкой, равной бесконечности! В ней весь пламень, вся мудрость, вся вдохновенность поэта!..
Смотреть рисунки Пушкина и думать о них едино, что читать его стихи и думать о них. Особенно если рисунки смотришь после прочтения стихов! Такая увлеченность, такая властная сила жизненности и вдохновенности и в рисунках поэта, и такая же чарующая тайна! Жаль, что рисунки Пушкина все еще выпускаются небольшими тиражами, словно от неуверенности в массовом интересе к ним. Напрасное опасение!..
Писатель, кроме родного языка, может знать другие языки, пользоваться ими в переписке, для чтения, в обиходном разговоре с людьми, не говорящими на родном языке писателя. Так поступали Пушкин, Тургенев, Толстой…
Поэт или прозаик (Владимир Набоков, например), который не стыдился, а гордился тем, что пишет на двух языках, для меня так же странен… как человек, который не стыдится, а гордится тем, что он двоеженец, который светски разглагольствует о своих женах! Ведь жена — помимо того, что она мать наших детей, помимо всего прочего, явление духовное…
И подобно тому, как жена у человека может быть — одна, так и писатель может по-настоящему писать лишь на одном — родном — языке. Духовного чувства слова — языка — не может быть в двуязычии!..
«Рифма — верная подруга»… Лишь подлинным поэтам это дано почувствовать, чтоб быть вправе повторить после Пушкина!.. Для начинающего поэта — рифма мука мученическая, она неукрощенная строптивая, не служит она ему, не помогает выражению поэтической мысли. Она своевольничает, проявляет свой — по-женски лукавый — нрав, начинающий поэт (или — малодаровитый поэт) впадает не раз в отчаянье, он весь у нее на поводу, скрепя сердце говорит не то, что хотел бы сказать, рифма уводит его от мысли и заставляет говорить банальности… Подчас такому поэту приходится то и дело притворяться, что он вообще что-то сказал, принимать мнимовнушительные позы, спасаться словесными жестами… Недаром обывательские пересуды о пресловутых «муках творчества» имеют в виду больше всего ее — рифму. Между тем как для даровитого поэта — она и насущная, как воздух, и нетрудная, как дыхание!.. Рифма ему не просто служит, как верная подруга, она не просто «прислужница странная», помогает в работе, точно за руку она именно чаще всего приводит в строфу свежую, неожиданную, интересную информацию, будучи таким образом повинной в самой художественности стиха, в его образности, ассоциативной шири смысла… Что и говорить, каждая похвала рифме будет меньше ее достоинства, меньше того высшего звания — из триединства любви, дружбы, служения, из самой сущности поэзии — в которую ее пожаловал Пушкин: «Рифма — верная подруга»!