Банщиков кивнул, хотя подумал — почему в умных людях бывает подобная наивность? Будто в этом дело — виновата, не виновата. Директор будет наводить следствие по сверке-правке — как бы не так! Об этом думал он, читая ее объяснительную? Ему нужно наказать кого-то, ясно, что стрелочника! Но пусть Наташа думает, что он именно, как на суде, доказал ее невиновность… У нее все еще горело лицо от волнения — на сообщение Банщикова о том, что он ее попросил в редакторы, уже, видать, краски не хватило в щеках. Она лишь медленно и ошалело поводила головой из стороны в сторону, грустно улыбаясь и глядя на своего защитника.
Они до сих пор стояли, Банщиков тронул Наташу за локоть, показал глазами, что просит ее присесть… Не может ли она сказать ему — предки ее, дед, бабка, не жили ли они до революции в Сызрани?..
Да, и они, и родители, и она сама. Довольно известная фамилия! Все Сбитневы были состоятельными людьми, голубых, дворянских кровей! Смешно, но иные не прочь теперь этим покозырять. Даже выдумывают — лишь бы выделиться. А раньше, мол, молчали. Она и раньше, и теперь об этом пишет в анкете, когда спрашивается. А так — пустяки это… Вот отцу всю жизнь доставалось! «Бывшие»! «Недорезанные»! А ее лишь в школе когда-то малость подразнили, как вдруг все кончилось. Рванулась жизнь вперед, оставила позади подобное. Почему он спросил?
— Так как, принимается мое приглашение в кино? По моему журналистскому билету иногда дают мне из брони киношные билеты! — сделал он вид, что не расслышал ее вопроса.
Там в фойе кинотеатра, в буфете, за пивом с бутербродами, или в сквере, на скамеечке под липами, перед сеансом, они успеют предаться воспоминаниям. Им, внукам — бывшей дворянки и барыни и кухарки из челяди…
— А не из брони — с рук купим! Я в этом деле шустрый, знаете ли!.. Надо ловить удачу прямо за хвост — у автобусной остановки. И погромче спрашивать: кого бояться нам в отечестве родном! Потом — интересное кое-что скажу, честное слово — интересное!
— Ну да, мне и вправду интересно, как вы сумели уломать нашего…
— И об этом тоже! Короче, я за билетами и позвоню к концу работы! И вообще — нужно отметить твое… Поступление на работу! Праздник ведь? Жизнь — борьба со стихиями! Подробности — потом, потом!
И Банщиков пошел к выходу, повернул к лестнице, как-то задумчиво и неопределенно улыбался, спускаясь по ковру. Ну и сюрпризы преподносит жизнь! Уже в такси он все представлял себе пыльный и тесный класс старой провинциальной гимназии, отца, мальчишку тогда, глотавшего капли от кашля вместе со слезами обиды, бессильного против дикой и жестокой злобы однокашников. Представил себе бабку Наташи, даму и вальяжную барыню (может, в том же платье со шлейфом! Небось директор гимназии, лысый пузан, поспешил ей навстречу, чтоб скорей чмокнуть ручку!) — «просительницей»… Три поколения, судьбы и судьбы — эпоха… Нет, не только в протяженности времени было дело. Тогда директор гимназии обязан был понять барыню — люди одного сословия! То есть как бы сговорившиеся на своем особом языке люди! Теперь человек обязан понять каждого как равного. Трудно — а вот обязан! Вот в чем завоевание, и жизнь идет в эту сторону. Вот она — дистанция…
Наташа встала с дивана, поправила платье, даже заглянула куда-то позади себя, что-то там разгладила. Затем принялась смотреть в окно, но, по существу, там ничего не видела — мысли ее были поглощены разговором с Банщиковым. Она и подозревать не могла, как неожиданно скрестились вдруг пути и судьбы людские, как прошлое предстало во всей своей яви сквозь толщу лет, минувших десятилетий…
«Хороший парень», — как-то совсем по-студенчески подумала она о Банщикове и медленно пошла в редакцию.
ТРАВМА
Зазвонил телефон, и он снял трубку. Ему подумалось, что это — она, и он не ошибся. «Быстро ты, голуба, соскучилась!» — про себя отметил он, приблизив аппарат и поправляя перекрученный шнур. Он почти не вникал в смысл ее слов, вслушиваясь в сам голос: каким он будет сегодня?.. Телефон как-то музыкально проявляет голоса, особенно женские. Давно уже он научился о многом судить в своих знакомых женщинах именно по их телефонному голосу! Надо только уметь слушать… У одних — голос где-то сверху, в самом горле, буднично-засуровелый от бабьих забот, от забвения женственности. У других он, глубокий и грудной, соловьем заливается, манит и ободряет, вселяет надежду в сердце. Он музыка, и в нем тайна музыки!..
Сейчас ее голос вырвался вверх, не звенит он, она расстроена чем-то?.. Она звонит ему впервые, до вчерашней встречи он звонил ей всю неделю. Да, выдалась беспокойная неделя… Внезапная влюбленность? Налетает, как незваный штормовой ветер посреди штиля? Все о ней думал — и звонил, звонил. Какое-то наваждение нашло. Сколько нервов — и все пустое…