Притчи об ангелах
Как же приятно холодным зимним вечером вдруг очутиться в светлой и теплой комнате. Дом цыганского барона, с виду хлипкий и неказистый, внутри мог соревноваться с дворцом по красоте убранства. Пушистые белоснежные ковры с алыми цветами и ягодами, словно кем-то небрежно брошенным на мягкий ворс, маленькие диванчики, обитые красным бархатом и в тон им тяжелые портьеры, повязанные золоченными лентами с большими кистями. Пока она раскрыв рот от восторга, разглядывала это великолепие, Мануш насупив черные густые брови думал, как же ему поступить.
+
— Что делать мне с тобой, мать? — басом спросил он у старухи.
В ответ ему она лишь беспомощно пожала плечами.
— Как же ты в такой час оказалась на улице?! Да еще с ребенком. И документов никаких нет ни на тебя, ни на мальца. Наверно, я должен поступить по закону и обратиться в полицию.
Мануш усмехнулся про себя. Цыгане и закон — вещи не совместимые. Но старуха испугалась. Влажно заблестели темно-синие глаза женщины. Она крепче сжала узловатыми пальцами руку мальчика.
— Не делай этого, прошу тебя. Ведь и его заберут.
Ее голос звучал тихо и ровно. В эту минуту Мануш ее зауважал. И в сердце его даже зашевелилось сострадание. Стареет барон, стареет.
После слов старухи мальчик прильнул к ней и начал жалобно канючить:
— Нет, дядя, пожалуйста, не отдавайте меня. Я буду только с бабушкой.
Мануш потер подбородок и позвал свою жену Зару. Он велел отвести гостей на кухню и накормить их как следует.
Без лишних слов красивая рослая цыганка в цветастой юбке проводила старуху и мальчика в маленькую уютную кухню. На небольшой, но добротный деревянный стол она поставила две глубокие миски и щедро наполнила их ароматным горячим пловом. Также она налила чай, предварительно опустив на дно граненных стаканов по замороженной сливе.
— Это вкусно, — пояснила Зара. — Наша традиция. Правда, сливы должны быть свежими, но за окном зима. Пока так. И не беспокойтесь, Мануш что-нибудь придумает. Он человек добрый.
У старухи сразу же отлегло от сердца. Она ей поверила. Кто знает, а вдруг им и правда посчастливилось встретить доброго цыганского барона. Только вера у нее и есть. Она понимала, что больна. Ведь она ничего не помнит. Может, у нее есть дом и близкие, которые сейчас разыскивают их с Сережкой, и надо просто немного продержаться. Ей было сложно восстановить ход событий даже текущего дня. На нее словно нашло затмение, а когда она очнулась, они уже шли с мальчиком по дороге. Вокруг не было видно домов и вообще никаких следов цивилизации. Было так холодно. От мороза у нее онемели и лицо, и руки, и ноги. Сережка в своей жалкой одежонке замерз не меньше, но терпеливо топал рядом. Было жутко. Темно, холодно, пусто. Финал казался неизбежным. «Господи, спаси нас», — с отчаянием взмолилась женщина. И вдруг впереди замелькали огоньки, вскоре путники увидели россыпь небольших деревянных домишек. Так они оказались в цыганском таборе.
Она не помнила, как ее зовут, как жила, даже с трудом представляла свою внешность. Но она знала мальчика. Она помнила его с рождения, с самого первого крика. Помнила, как он подрастал, как делал первые шаги. Старуха не помнила людей, окружающих его, не помнила обстановки, в которой он рос. Она видела только его. За свою короткую жизнь малыш успел познать одиночество и несправедливость, холод и недоедание, страх и боль. Она любила его всем сердцем, всей душой. Он был центром ее вселенной. Если его заберут, то она исчезнет. Ей не за чем будет жить.
Старуха с тоской смотрела, как ребенок жадно ест. Он такой худенький, бледный.
— Кушайте, — сказала Зара, придвинув к ней простую глиняную тарелку.
А ведь и, правда, она голодна. Один только запах плова сводил ее с ума так, что кружилась голова. Старуха зачерпнула ложкой рис с мясом и отправила ее содержимое в рот. Даже не смотря на то, что она тут же обожгла язык, ей удалось прочувствовать всю гамму вкуса. Острые пряности, сладость мяса и тушеных овощей. Несколько секунд она перекатывала на языке круглые рисинки, наслаждаясь их водянистым привкусом и идеальной текстурой. Старуха побаловала себя еще парой ложек и придвинула свою тарелку ребенку, потрепав его белокурую головку.
— Ешьте, — настаивала Зара. — Я положу ему еще.
Они согрелись, были сыты. Только за это нужно поблагодарить Бога, что и сделала старуха. Она мыслями углубилась в молитву и даже не услышала, как Зара позвала их в комнату, где Мануш должен огласить свое решение.
Скрестив руки на груди, цыганский барон еще раз окинул взглядом стоящих перед ним женщину и ребенка. Более слабую и беззащитную компанию он не мог представить. Сгорбленная старуха, страшная как смерть, одному Богу известно, сколько лет она уже бродит по бренной земле. И ребенок, тоненький, белокурый, голубоглазый, как с картинки, совсем маленький, лет 5 не больше. С него и решил начать Мануш.