Аня выдернула руку и со слезами в голосе яростно воскликнула:
- Идите к черту!
- Что!? - не поверил своим ушам Штольман.
- Вы утащили меня в комнату и заперли. Идите. К черту! - вполне осмысленно и четко сказала жена.
Сочетание вот этого “Вы” и посылания к черту было изысканно злобным.
И эта женщина клялась в церкви любить и уважать своего мужа?
- Как Вы смеете со мной так разговаривать? - изумился Штольман. Он никогда не слышал, чтобы его добрая мягкая Анна Викторовна так ругалась.
- Это Вы, сударь, как смеете со мной так обращаться? Хватать за руки и запирать? - ответила Анна. Ее красивое лицо было полно гнева и обиды, а голубые глаза метали молнии. Яков не хотел вот так ссориться и ему было жаль, что он так поступил, но вот так запросто, без смущения, послать его к черту?! Его юная супруга такими темпами совсем все границы перейдет.
Собрав волю в кулак, Яков отвернулся и быстро вышел из комнаты, решив переночевать на тахте в соседнем помещении. Пусть Анна Викторовна подумает над своим поведением!
Проводив мужа глазами, Анна растерянно потопталась на месте и недоуменно вздохнула. Что на нее нашло? Что нашло на мужа? Они оба сегодня безумно устали.
Их приезд на новое место службы Якова Платоновича состоялся. Да уж, хуже не придумаешь. Но у Анны не было сил ни ссориться, ни, как ни странно, даже мириться.
Анна юркнула в давно разобранную постель и, едва положив голову на подушку, облегченно провалилась в сон без сновидений.
Яков ворочался на неудобной тахте и разочарованно прислушивался к сонному дыханию супруги. Если бы она не спала, или вдруг заплакала, как это у нее бывает, у него был бы повод вернуться и пожалеть свое ласковое, но бунтующее и такое возмутительно дерзкое солнышко. Но Анна крепко спала и даже не думала сожалеть о размолвке. Вот что значит молодой крепкий организм. Выпустила пар и спит себе. Яков осторожно прокрался в комнату полюбоваться на спящую жену. Он поправил ей одеяло и также тихо вышел. На Анну невозможно было долго сердиться. Делать нечего, надворный советник тоже уснул, надеясь что следующий день будет лучше предыдущего.
***
Пробуждение для Аннушки оказалось горьким. Проснувшись на утро в одиночестве, она остро почувствовала пустоту и уязвимость. Аня проспала ранний отъезд мужа, а он отчего-то не стал будить ее. Яков очень рано уехал на службу, передав ей с мальчишками записку, что вскоре к ней приедут помощники и помогут перевезти вещи в их новый дом. В записке Яков сухо писал о том, что он срочно едет с инспекцией в ближайшую карскую тюрьму, там ночью случилось происшествие, а Аннушке поручает позаботиться об их вещах и хозяйстве.
Аня на миг растерялась и даже немного погрустила. Впрочем, долго печалиться было не в ее правилах, она взяла себя в руки. Аня решила провести время в отсутствие мужа с пользой, приводя в порядок их новый дом. Она хозяйка? Хозяйка. И она приложит все усилия, чтобы их дом был красивым и уютным. Им с Яковом Платоновичем тут жить, надо как-то бодриться, не время унывать!
Аня не поняла, все еще наказывает ее Яков за вчерашнюю дерзость или уже простил? Ей было стыдно. Как она могла? Ведь он такой самолюбивый, благородный и добрый, а она вот так с ним, наотмашь. Яков вчера аж в лице изменился, когда она крикнула ему свои злые слова.
Их новый дом оказался добротным и просторным. Но абсолютно чужим, не жилым и каким-то казенным. За минувшую ночь его хорошо протопили и с утра уже избавили от старой мебели. Теперь люди в арестантских халатах (конвой называл этих людей вольной командой) без конца носили их вещи, новую мебель, и еще много всего. Анна с изумлением смотрела на кипящую вокруг нее работу. Сама она села на дорожный сундук и осматривала помещение. Здесь бы не мешало прибраться.
В дом, весело улыбаясь, зашел Алексей Юрьевич Лебедев. В Кару он приехал из Сретенска только сегодня утром.
- Анна Викторовна! - обрадовался он. - А я вот зашел узнать как Вы здесь. Дядя уехал на рудник, а мне поручил присматривать за вольной командой.
- Я очень рада Вас видеть, Алексей Юрьевич! - сказала Анна, про себя радуясь тому, что Яков отправил к ней на выручку своего племянника. Значит супруг не очень сердится.
- Какие будут пожелания? - поинтересовался Алексей Юрьевич.
- А кто это - вольная команда? - спросила Анна.
- Это самые благонадежные каторжане, они живут в поселке, а не в тюрьме и работают по различным надобностям администрации. Им даже позволено заводить семьи. В Ваше распоряжение сейчас направим женскую вольную команду. - терпеливо пояснил Лебедев.
- Ну, раз так, - замялась Анна, решаясь, - мне нужно, чтобы все помыли, побелили потолки и обе печи. Вещи я, пожалуй, сама разберу. Я пока не доверяю чужим людям.
- Все сделаем, тетушка! - улыбнулся Лебедев добродушной мальчишеской улыбкой.
***
Едва Штольман взял на себя управление Нерчинским каторжным районом, ему сразу же стало ясно, что здешнему штату чиновников нельзя доверять. Это было видно с первого взгляда. Слишком расслабились, слишком почувствовали себя независимыми в отсутствии должного контроля.
С утра его уже несколько раз пытались отпугнуть от службы в этом месте, в красках расписывали экономическое положение каторги как безнадежное, бывшего начальника карской тюрьмы Потулова как мученика. Убеждали господина надворного советника, что произошедший пожар, уничтоживший мучные склады это злостное деяние каторжан.
Лишь Лебедев, дожидавшийся его в Каре, в две недели как закончивший дознание, предостерегал Якова от подчиненных. Алексей Юрьевич, немного морщась, характеризовал местных чиновников как людей, которые, по его мнению, были ненамного лучше каторжников.
Взятых под стражу начальника канцелярии, его помощников, кассира и бухгалтера этапировали в Иркутск, но и остальные по мнению Якова, такими же ротозеями, если не сказать хуже. Они позволяли себе воровать и обогащаться за счет заключенных.
Он досадовал, что нет возможности сразу заменить штат администрации полностью и Штольман был вынужден обходиться тем, что есть. Счастье, что Алексей Юрьевич отправился с ним в Забайкалье.
Деловых и способных, образованных людей в отдаленных уголках страны всегда не хватало.
Намжин зарекомендовал себя человеком вполне дельным и надежным и Яков поставил его на первое время вести тюремную канцелярию. Попутно Яков затребовал личные дела заключенных, чем вызвал удивление и переполох тюремных чиновников.
К полудню Яков вернулся в Нижнюю Кару и пока Лебедев отчитывался о проделанной работе, он мысленно метался, порываясь бросить все и поехать домой, переживая о том, как его Аннушка.
- Алексей Юрьевич, съездите к нам в дом, проведайте, как там Анна Викторовна. - распорядился Штольман.
- Я с утра уже заезжал к вам, Яков Платонович, привозил вольных в помощь Анне Викторовне, - кивнул племянник. - Там все сносно. Каторжанки дом перемывают, тетушка вещи разбирает.
- Как у Анны Викторовны настроение? - спросил Яков Платонович.
- Хорошее. - успокоил его племянник. - Вольная команда песни поет, Анна Викторовна слушает, улыбается.
Когда Лебедев ушел, Яков вновь занялся бумагами, но мыслями возвращался все время домой, к любимой.
Что ты делаешь? - говорил он сам себе. - Спал отдельно, утром уехал, не попрощавшись. Ты любимую женщину что ли воспитываешь, затеяв войну дома? Для чего тебе ее воспитание? Анна в ответ отдалится и будет права. Не тебе ли она при знакомстве казалась образцом воспитанности и такта? Не с тобой ли она начала так яростно оберегать личные границы и защищаться?
Подумав, Яков сел за стол и решил написать записку домой. Слова не шли. После того как он повел себя, извиняться письмом было нелепо.
В кабинет постучались. Намжин принес записку из дома.
Яков, тщательно скрывая радость, забрал драгоценную бумагу.
Оставшись один, он поспешно развернул ее и прочитал, впившись глазами в родные аккуратные буквы:
“Яков Платонович, прошу у Вас прощения за свои недопустимые слова. Анна Викторовна”.