Государство не заботила судьба женщин и детей, приехавших за мужьями и отцами. В этих местах не было ни школ, ни мастерских. Иных женщин содержали родные, присылая им небольшое довольствие, или они сами привозили деньги из дома, но тому, кто расчитывал заработать на месте, приходилось спасаться от голода, продавая себя, а то и собственных детей. Пороки всякого рода процветали здесь, и пока с этим нельзя было ничего поделать.
Аня понимала, что в горничные Татьяна годилась с большой натяжкой. Выросла в бедной семье, готовить умела лишь простые блюда, правилам поведения была не научена и не знала еще тысячи вещей, к которым были привычны люди дворянского сословия. Но ее можно было взять для более простых работ - стирки, уборки, работы на кухне и постепенно обучить остальному.
— А за что и на сколько осужден Ваш муж? — спросила Анна, мысленно делая над собой большое усилие, чтобы отойти от чудовищности услышанного только что.
— На двадцать лет осужден он, барыня, отца своего прибил от ярости. К отцеубийцам закон суров у нас, и раньше срока таких не отпускают и послаблений никаких не дают.
Опять отцеубийца! — подумала Анна, вспомнив просительницу в Красноярске.
Татьяна рассказала их с мужем горькую семейную историю.
Ее супруг, Вацлав, родился в Литве и служил срочную службу простым солдатом. Его полк был расквартирован под Петербургом. После срочной службы
он остался в полку, начальство ценило его и быстро произвело в фельдфебели. В Петербурге они и познакомились с Татьяной, сыграв скромную свадьбу.
Отец Вацлава в Литве был богатым крестьянином, но рано овдовел. Он упросил сына прислать невестку к нему: пусть, мол, Татьяна хозяйничает в усадьбе, коль усадьба все равно отойдет сыну в наследство. Сам отец Вацлава сказался в письме больным. Делать было нечего, Татьяна поехала к старику. Вскоре, муж слишком сильно затосковал по молодой жене, так, что уволился из полка и поехал за супругой.
Старик в это время каждый день приставал к невестке, пытаясь силой склонить к исполнению супружеских обязанностей, взяв на себя роль мужа. Татьяна была в полном отчаянии, устав отбиваться от свекра и уже собиралась бежать, куда глаза глядят.
Вацлав неожиданно вернулся на родину. Едва он вошел в отчий дом, как увидел страшную картину, как жена пытается дать отпор старику, а тот бьет ее. Увидев все это, Вацлав потерял голову от ярости и убил отца.
Всем отцеубийцам дают по двадцать лет каторжных работ без права помилования, и муж всю свою молодую жизнь проведет на каторге и освободится на поселение ближе к старости, если доживет.
Когда Вацлава отправили в Кару, он наказал жене не ждать его, прощался насовсем. Татьяна очень тосковала по мужу и, нарушив его запрет, через несколько месяцев поехала следом.
По приезду в Кару она узнала, что у мужа очень суровые условия содержания, как и у всех арестантов с большими сроками заключения. Их практически не выпускают за ворота тюрьмы, ни на работы, ни на прогулки, не снимают кандалы, не разрешают свиданий. Встречу ей обещали разрешить на Пасху, час в присутствии конвоиров. Татьяна живет в Каре уже полгода, но еще ни разу не видела мужа. Ей не позволили передать даже записку. Денег у нее давно не осталось, Татьяна хватается за любую подработку.
Крестьянка плакала, Аня безмерно ей сочувствовала. За что такое горе людям? За что молодая пригожая женщина обречена состариться в одиночестве? Разве она недостаточно уже настрадалась?
Краем глаза Анна увидела духа — неприятного старикашку, который пришел на слезы молодой женщины приговаривал:
— Нет, не будет ни Вацке счастья, ни Таньке! — и злобно смеялся. Впрочем, Аня старательно не обращала на него внимания, и он оставил их.
Должна ли Аня советоваться с мужем, прежде чем что-то обещать? Она знала, что крестьянка говорит правду, дар показал ей и Таниного мужа — высокого красивого молодого мужчину, вынужденного отбывать наказание. Он страшно тосковал по любимой и считал, что жизнь его закончена. Вацлав уже неоднократно подумывал, не свести ли ему счеты с жизнью и только вера в Бога останавливала его от этого греховного поступка.
— Я не могу тебя принять на службу без согласия моего супруга. — потупила глаза Анна, - но даже если Яков Платонович не согласится, я все равно буду давать тебе ту или иную работу, чтобы ты могла заработать хоть немного.
Аня собрала в узелок нехитрые продукты для Татьяны и отправила ту домой, пообещав поучаствовать в ее судьбе. Крестьянка, уходя, кланялась в пол, опять плакала и прижимала к себе гостинцы.
К Анне пришло видение о гостье. Она увидела, как та часто голодала и плохо питалась, пережив в этом году страшную беспросветную зиму, но к весне в Кару приехал добрый милосердный Алексей Юрьевич и взял Татьяну работать прачкой. Стало немного легче.
Проводив крестьянку, Аня присела перевести дух. Ей было нехорошо, она ясно увидела, до какого отчаяния могут дойти люди здесь, в Каре, не имея никаких средств на жизнь. И тут до нее дошло, что название поселения вполне себе говорящее. “Кара”, прямо-таки “Кара Божья”, вот только за что карают здесь сами люди и безвинных…
К тому же опять явился злобный дух отца Вацлава и показал Анне сцену своего убийства. Анна крепилась, крепилась, но в один момент сознание ее помутилось и она упала на пол.
***
У Якова Платоновича, пока он ездил в Карскую тюрьму, пропал отличный револьвер, который был куплен специально для Сибири.
Штольман был убежден, что сунул его в карман пальто. Когда по приезду он прижал местного швейцара, пообещав, что вышвырнет того со службы, служащий признался, что никак не мог шарить по карманам начальника каторги. А вот кое-кто другой карманы ощупывал. Если господин Штольман хочет найти пропавшее, то нужно тряхнуть чиновников из канцелярии. Яков, оценив убежденный тон швейцара, решил последовать его совету. Он пригласил Намжина и двух его коллег в кабинет полицеймейстера, изложив обстоятельства дела.
Все, кроме самого полицеймейстера, тотчас изъявили желание вывернуть карманы и подвергнуться обыску.
Яков приказал скинуть сюртуки, брюки и сапоги. Только майор Жиряков даже не пошевелился, отказавшись от обыска категорически.
— Ваши подозрения оскорбительны, господин обер-полицеймейстер! — кричал майор. - не с того службу начинаете!
Намжин и два его столоначальника, как были нагишом, так и шагнули быстро к полицеймейстеру, скрутили его и начали ощупывать его карманы.
К изумлению Штольмана, пропавший револьвер вывалился из брюк яростно отбивавшегося подчиненного.
Яков отправил за казаками из конвоя и когда те явились, велел заключить чиновника под арест до получения указаний от генерал-губернатора.
К обеду пришла ответная телеграфная шифровка:
«Яков Платонович, вышвырните каналью-полицеймейстера за пределы каторжного района и отпустите».
Яков немного задержался, но все-таки поехал домой на обед. Он беспокоился, и как оказалось, не зря, Анна без сознания лежала на полу. Яков подбежал, поднял супругу. Бегло осмотрел ее, вроде в порядке, только очень бледная. Последний раз она лишалась чувств, когда в него стрелял бывший следователь. К счастью, Аня и тогда, и сейчас быстро пришла в себя.
— Аня, ну как Вы себя чувствуете? — взволнованно спросил Штольман.
— Все в порядке, Яша… — Анна погладила его по лицу.
— Не пугайте так меня. К Вам опять дух приходил? — спросил Яков.
— Да… Очень неприятный. — согласилась с его предположением Анна.
Аня лежала на диванчике, куда ее отнес муж. Он сел рядом, задумчиво гладя ее по руке.
— А что хотел дух? — спросил Яков
— Просто показывает и говорит неприятные вещи, я приготовлю второе зеркало и если он еще раз появится, отправлю его в зеркальный коридор. — сказала Анна.