Если бы главный следователь затонского отделения полиции увидел эту картину счастливого будущего еще год назад, то неминуемо сошел бы с ума от счастья и зависти к самому себе сегодняшнему. Год спустя Анна Викторовна Штольман представляла разительный контраст с самой собой, образца марта 1889 года. Прошлой весной они смущенно касались друг друга при встрече и отчаянно желали продолжить общение, но встреч этих было до нелепого мало. И тогда эта вечная напряженность и невысказанные желания превратились в то, что превратились - в грандиозную длительную ссору.
Анна в девичестве невинно смущалась и краснела от каждого его прикосновения. А если он, господин надворный советник, делал непозволительный шаг, она тут же увеличивала дистанцию. Не доверяла. Еще бы, ведь за ним прочно ходила слава дамского угодника. Анна Викторовна тогда очень обожглась после некрасивой сцены на складе. Что ей наговорили тогда про него, родители и Петр Иванович? Письмо следом она прислала отменное, разом покончив со всеми своими сомнениями. Его скромный неопытный цветочек.
А сейчас драгоценная улыбается, наблюдая себя в большом зеркале. Длинные крепкие ножки вычерчивают узор на простыне, тонкая сорочка красиво облегает все изгибы тела. Юная женщина принимала и себя, и его такими, какие они есть. Вот это ее расслабленное доверие к нему, было для Якова очень ценно.
- О чем думаете, Анна Викторовна? - спросил Штольман, заинтригованный ее загадочным видом и молчанием.
- О том, что ночью нас в этих зеркалах не видно! - смущенно прикрыла рукой свои глаза Анна.
Намек был очевиден.
- Хочется посмотреть? - удивленно поднял бровь Яков. Вот это да!
Он не стал дожидаться ответа от зардевшейся Аннушки, а просто перевернулся и накрыл жену своим телом.
- Можно и посмотреть. - шепнул Яков ей в розовое ушко и со вкусом укусил его.
***
Ресторан при гостинице практиковал изысканный легкий завтрак. В зале был накрыт большой общий стол на шесть персон, однако кроме супругов Штольман к завтраку спустились лишь два постояльца - высокий дородный пожилой мужчина лет шестидесяти, совершенно седой, с орлиным профилем, выдающимися усами и кустистыми бровями. Его чиновничий мундир сидел на нем как влитой.
Спутница чиновника, по-видимому, супруга, была моложе мужа лет на тридцать, и окружающие находили ее весьма примечательной дамой. Иностранка. В той же мере, что и ее супруг, очень дородная, даже толстая, высокая, смуглая. У нее были большие черные открытые глаза. Лицо правильное, без ярко выраженных монголоидных скул и напоминала незнакомка скорее представительницу коренных народов Америки. Сидела чаровница прямо, важно, высоко задрав голову. Пожилой супруг суетился возле своей гордой половинки, всячески ухаживая за ней.
- Авилов, Лазарь Николаевич, коллежский асессор, помощник генерал-губернатора фон Кейзерлинга. А это моя жена, Полина Дмитриевна. Скво с гордостью протянула руку для поцелуя и хищно осклабилась, во все глаза засмотревшись на мужественную красоту господина Штольмана.
Яков галантно поцеловал руку супруге коллежского асессора и представил себя и Анну Викторовну.
Лазарь Николаевич обрадовался знакомству.
- Наслышан, премного наслышан от начальства. Должен сказать, Яков Платонович, что наш генерал-губернатор мнения о Вас очень лестного. Его впечатлила Ваша решимость сразу же начать работать. Сколько одних только депеш мы от Вас получили за эту зиму, пока Вы были в дороге! И надо признать дельных, очень дельных!
Постояльцам предлагали простой легкий завтрак в континентальном стиле: кофе, выпечка, джем и фрукты. Скво с аппетитом ела заказанного жареного цыпленка. Ее крупные зубы деловито перемалывали куриную ножку, однако она не забывала игриво посматривать на очень понравившегося ей надворного советника.
От Анны Викторовны не укрылось беззастенчивое восхищение госпожи Авиловой. Госпожа Штольман возмущенно засопела, растеряв весь аппетит.
Яков Платонович понял ее молчание по-своему.
- У Вас есть молочная каша? - спросил он официанта, ласково поглядывая на супругу. - Творожная запеканка, сваренные вкрутую яйца?
Сделав заказ, он пожал пальчики Анны, и вернулся к разговору с господином Авиловым. Скво разочарованно фыркнула, глядя на эти телячьи нежности.
Коллежский асессор увлеченно рассказывал господину Штольману и его супруге о своей службе. Уже в зрелом возрасте господин Авилов неоднократно путешествовал на Камчатку и русский Север. Когда он был на территории племени калошей, Авилов поссорился с одним из старейшин, вступил с ним в схватку и убил. Калоши тотчас же взяли в плен коллежского асессора и собирались умертвить. Никакого трепета перед белыми людьми они не испытывали. Древний обычай велел принести чужеземца в жертву, чтобы умилостивить души предков убитого.
Однако внушительная стать Авилова так понравилась дочери вождя, что она выкупила его для себя (тут скво довольно хмыкнула, соглашаясь с рассказом супруга), пожертвовав своим приданым - стадом оленей и многими ценными мехами.
Лазарь Николаевич отвез свою спасительницу в Петропавловск, к православному попу, где они и обвенчались. В России Полина Дмитриевна выучилась грамоте, крестилась. Господин Авилов высоко ценил свою супругу, рассказывая, как вкусно она научилась готовить русскую кухню.
Скво заботливо подвинула господину надворному советнику чашку чая и, словно случайно, сдвинула рукав платья, обнажив перед новыми знакомыми большую цветную татуировку - оленью упряжку. Было видно, как она гордится этой картинкой.
- А у Вас есть еще татуировки, госпожа Авилова? - с любопытством спросила Анна Викторовна, сраженная романтичной историей знакомства супругов.
- Есть! - гордо сказала скво. - Только я не могу их здесь показать! - ухмыльнулась она, неожиданно подмигнув Штольману. Яков закашлялся.
Анна ревниво подумала, что если бы Яков Платонович вдруг проявил интерес к картинкам Полины Дмитриевны, и был понастойчивей, то уж ему бы госпожа Авилова обязательно их показала, для него и было все нескромное представление!
Яков отвел глаза от любвеобильной скво и, мысленно пожалев пожилого супруга чаровницы, пришел к выводу, что ни заботливое воспитание коллежского асессора, ни надзор начальства и православного попа, никто так и не смог ее полностью обуздать.
Штольман подлил Анне чая и спросил собеседника о песчаной буре, бушующей за окнами гостиницы.
Господин Авилов оживился и рассказал, что такое бывает.
- Пару дней в Забайкалье стояла почти жара, солнце было очень активным, сухая почва прогрелась. Рядом находится огромное, холодное озеро Байкал. Оттуда регулярно приходят “обвалы холода”, и в Забайкалье начинает дуть сильнейший ветер, вот и случается песчаная буря.
- Уже рассеивается. - глянув в окно, сообщил коллежский асессор.
Аня присмотрелась, и с удовлетворением подумала, что воздух стал намного прозрачнее.
К обеду из дома губернатора к госпоже Штольман прислали проворную горничную.
Яков удалился в соседнюю комнату, засев с корреспонденцией, чтобы не мешать супруге собираться. От услуг камердинера он отказался, объявив присланному слуге, что побреет себя сам, а костюм его уже готов.
Анна разглядывала новое атласное платье, купленное в Сретенске.
Она любовно провела рукой по нежной, струящейся ткани. По подолу тянулась изящная шелковая вышивка. Платье было очень красивым!
Мама всегда внушала Анне, что сдержанная изысканная простота, самое хорошее качество ткани — это лучшее, что может придумать для своего наряда дама из благородного общества.
Когда Аня в лавке донесла эту мысль до влюбленного мужа, стремившегося купить жене самое роскошное платье, он развел руками, признавая свою ошибку.
Sapienti sat (умному достаточно) - философски заметил Яков. Он то переживал, чтобы Анна Викторовна не спасовала перед женами купцов-миллионщиков и богатых откупщиков, цепляющих на себя целые состояния, выраженные в метрах дорогих тканей и каратах драгоценностей. Однако его Аня была такой мудрой женщиной. Девочкой. Она смотрела на мир безыскусно и просто, безошибочно отделяя при этом зерна от плевел. Чем больше Яков узнавал Анну, ее привычки, убеждения и ценности, тем больше склонял голову перед супругами Мироновыми, воспитавшими такую дочь! Помнится, когда после дела Князя Тьмы он нанес визит на Царицынскую, Мария Тимофеевна неприятно поразила его своими бесцеремонными прицельными расспросами. Ему было столь неловко, что он призывал на помощь всю свою выдержку, чтобы сдержанно, в меру иронично отвечать госпоже Мироновой. Якову казалось, что хозяйка дома видит его насквозь, и то, что ей открывается, заставляет ее, вполне оправдано, настораживаться все сильнее.