Волосы Анна оставила полураспущенными, заколов маленький пучок на затылке. Кудри сияли.
- Вы такая хорошенькая, Анна Викторовна. - улыбнулся Яков.
- Вы просили, я нарядилась. - пожала плечами Анна и тут же сдернула перчатку, чтобы потрогать лоб мужа.
- Ты стал еще горячее, Яша. - сердито зашептала она ему на ухо.
- Не волнуйся за меня, заюшка моя. Вот увидишь, завтра уже все нормально будет. - поцеловал ее за ушком муж.
Позади супругов откашлялся Петр Иванович.
- Молодожены, пролетка подана.
- Мы пешком пойдем, Петр Иванович. - улыбнулся Штольман.
Анна с сомнением посмотрела на мужа, но спорить не стала.
Вацлав с Татьяной смотрели из коридора, как Анна подколола к прическе легкую кокетливую шляпку.
Яков предложил руку и супруга взяла его под нее, крепко вцепившись. Он погладил ее пальцами по ладони, и они неторопливо пошли. Яков коварно увлек жену разговором, чтобы она не переживала попусту.
Он рассказывал Аннушке про их нового конюха Боголюба.
- Яков Платонович, а он больше никого не убьёт? У меня предчувствие нехорошее. Кто их знает, кровников этих.
- Мне показался он славным малым. Я с ним дважды говорил, при поступлении на каторгу и сегодня. Свое несчастье Боголюб позором не считает, и арестантский халат носит скорее, как почетное платье, которое дано ему за поступок, защитивший родовую честь. При этом он невероятно добродушен - мухи не обидит. Да и Вашему дяде он понравился…
Все, кто попадался навстречу начальнику каторги и его жене почтительно кланялись и радостно улыбались. Нравилась эта пара жителям Кары. Была в них какая-то красота, красота души, которую и словами то не опишешь, зато каждый мог почувствовать.
- Сразу было ясно, умом тронулась Ефросинья. Я же говорила, любит господин Штольман жену, глаз не сводит. Фрося кричала как полоумная, что убьёт он прелюбодейку! Да начальник скорее Фроську за ее поганый язык пристукнет.
Вон госпожа Штольман красивая, как куколка ярмарочная, и светится вся. Сразу видно, любовь у нее к мужу.
- А господина Лебедева я тоже видела. Все нормально с ним, уж если бы он с женой начальника обнимался, да целовался, как кухарка кричала, так битый бы ходил, ежели бы вообще ходить мог. А он ниче такой ходит, бравый. Пряник евошный, морда лоснится, явно не чистили. И я сказала вам вчера, девки, что брехню Ефросинья придумала. Поделом ее в тюрьму отправили кухарить.
Супруги прошли мимо каторжанок и те поклонились, провожая внимательными любопытными глазами пару.
- А платье то ей какое справил…и шляпку… точно королевне какой…да. И сам важный такой.
Принимали строительство все вместе.
У нового здания школы начальство встречали архитектор Бондаренко, инженер, вольные строители и арестантская команда.
Илья Андреевич был доволен. Школа получилась такая, какой и была задумана. Большая, просторная, с высокими потолками, очень теплая. На территории стоял добрый дом для учителя. Далее располагались здания пекарни, сукновальня и прядильня. Архитектор упросил на приемку прийти свою супругу Елизавету. Его жена, стесняясь своего большого девятимесячного живота, пряталась неподалеку, но за приемкой подсматривала. Очень уж она своим Ильей Андреевичем гордилась.
Губернатор Хорошкин смотрел на Анну Викторовну Штольман, и от всего своего мужского, отцовского сердца недоумевал, ну почему у одних родителей дочери как у него, беспутные бестолковые девицы. У других же вырастают хорошие, как Анна Викторовна. Такие, что и не побоятся в Сибирь за мужем поехать, и в деле его нелегком помогут. А ведь госпожа Штольман немногим старше Арины!
Господин Лебедев стоял рядом с губернатором. О чем он думал, загадка, но держался особняком.
Вещи свои Алексей увез из дома дяди еще утром. Заходить не стал, попросил слугу вынести весь его нехитрый скарб. На душе было погано, что и говорить.
Хорошо хоть тетушка с Яковом Платоновичем помирились. Ох, какой же он дурак!
- Как Вы считаете, господин Лебедев, почему в одних семьях женщины вырастают глубоко нравственными, а в других беспутными? - вдруг спросил губернатор.
- Что-то случилось, господин губернатор?
- Да дочка чудит меньшая.
- Знаете, я как старший брат троих сестер, считаю, что девушки в наших семьях вырастают такими, какими мы хотим их видеть. Ваша дочь Арина Владимировна - очень скромная, хорошая барышня. Они дружат с Анной Викторовной.
Хорошкин тяжело вздохнул и вытащил письма. Лебедев похолодел от нехорошего предчувствия. Бедная девушка!
- Вот, нашли сегодня, у хорошей то и скромной барышни срамоту такую. С мужчиной переписывалась и вроде как даже уехать собиралась. Дома теперь будет сидеть, не выйдет никуда. Отправлю дочь в монастырь, видеть ее не могу. Наследства лишу.
Лебедев молчал, чувствуя себя последним негодяем. Прав был дядя! Если бы он не поддержал переписку, и не просил писать ему еще и еще, переписка тут же бы утихла. А она только разгоралась… Много ли нежных слов нужно написать неискушенной барышне, чтобы та голову потеряла!
- Вы только помогите мне негодяя этого найти. Он ведь, мерзавец, не подписывался. Впрочем, мы из дочери правду все равно выбьем. Мать уже розги приготовила.
- А к чему такая строгость? - спросил Алексей Юрьевич, внутренне содрогнувшись от неприязни к губернатору.
- Вот будете отцом, поймете меня, господин Лебедев.
Алексей Юрьевич не нашелся, что сказать.
- Честь имею! - попрощался губернатор и пошел поздравить господина Штольмана и его супругу с окончанием строительства.
Господин Маковский с молодым адъютантом стояли поодаль. Масштабы стройки впечатляли. Ну и хватка была у этого Штольмана!
- Милад! - обратился жандарм к подчиненному, что ты застыл?
Адъютант стоял весь белый и трясся мелкой дрожью. А все потому, что напротив, в халате каторжанина, он увидел давнего своего кровника. Его определили на службу, отослав за тридевять земель, чтобы он все равно нашел свою погибель здесь?
Жандарм в ужасе посмотрел на конюха, ожидая немедленной расправы.
Петр Иванович понял, в чем дело, с полувзгляда. Боголюб сделал два шага вперед, рассматривая подросшего сына своих давних врагов. Руки его затряслись.
Анна с тревогой обернулась, что-то почувствовав.
Обернулся и Штольман.
Конюх стоял совсем рядом с адъютантом.
- Не тронь его, Боголюб! - внимательно посмотрев на слугу, сказал Штольман.
Тут нервы у молодого адъютанта начальника жандармерии не выдержали, он сорвался и побежал, не разбирая дороги.
Господин Маковский лишь презрительно ухмыльнулся вслед мальчишке. Он был оскоблен его бегством до глубины души.
- Я не трону его. Он больше мне не кровник. Разве ж это мужчина, тень одна. К тому же я обещал господину начальнику каторги, слово арестантское дал. - печально сказал Боголюб.
- Господин Маковский, - подошел к начальнику политических тюрем Штольман, когда инцидент был исчерпан, - ко мне на службу слуга Ваш просится.
- Церетели? Берите. Он мне без надобности. А вот с мадам Церетели я не расстанусь. Доченька у нас. - слабая улыбка тронула губы жандарма.
Анна, принимавшая поздравления с окончанием строительства, разглядела прячущуюся в кустах подругу.
- Елизавета Петровна! - обнялась она с девушкой, - что же Вы прячетесь. Я очень рада Вас видеть.
Женщинам помешал поговорить Алексей Юрьевич. Он осторожно подошел, кивнув растерявшейся супруге архитектора.
- Анна Викторовна. Можно Вас на пару слов? - раздался позади Анны голос племянника.
Она тут же нашла глазами мужа. Разумеется, Штольман смотрел прямо на них. Яков Платонович чуть заметно кивнул головой. Мол, ничего, разговаривайте.
- Ну, что Вам нужно, Алексей Юрьевич? - сердито спросила она.
- Я хочу извиниться. Боюсь, отношения так просто не восстановишь, но прощения я попросить должен.