- Анна Викторовна, - слово взял Штольман, - Вас могут попытаться завербовать, создать какие-то невыносимые личные обстоятельства, обольстить, обмануть, могут попытаться вывезти куда-то против воли, в конце концов.
- Поэтому стоит быть осмотрительной. Ваши консультации могут понадобиться нашему ведомству, поэтому, канал связи с Вами будет тот же, что и с Вашим супругом, - добавил Варфоломеев, - Алексей Юрьевич, очень надеюсь на Вашу преданную службу. Яков Платонович рекомендовал Вас как человека щепетильного, честного, ратующего за общее дело, - обратился полковник к Лебедеву.
- Я приложу все силы, чтобы поездка прошла благополучно, Ваше Высокородие! На новом месте буду служить царю и Отечеству с тем же усердием, что и в Москве! - бодро сказал Алексей Юрьевич.
- Отрадно это слышать, - ответил Варфоломеев, - Яков Платонович, Ваша подорожная уже готова, кроме того, у генерал-губернатора я выхлопотал для Вас лист о безостановочном отпуске почтовых лошадей, этот документ значительно сэкономит Вам время в пути. Не позднее, чем через 2 дня вы должны быть готовы выехать по железной дороге в направлении Сибирского тракта. Господин Лебедев выезжает завтра.
Выйдя из Департамента Алексей Юрьевич поежился. Ну и денек! Из головы не выходил разговор со Штольманом на повышенных тонах и бледное лицо его жены.
Он сам себя не узнавал. Да что же с ним происходит в последние несколько дней? Лебедев всегда считал себя человеком рассудка, порядочным, сдержанным. А сегодня…это был точно не он. Он никогда не обижал дам, тем более таких как Анна Викторовна. Хотя, он и не встречал таких. Он вспомнил ее большие сине-голубые глаза. Покачав головой, Алексей Юрьевич быстро пошел по улице.
Вы же немец, дядя! - думал он. Вот и женились бы на предсказуемой немке. Настоящей немецкой фройляйн. “Киндер, кюхе, кирхе” - с усмешкой подумал он. Намучаетесь вы с Анной Викторовной, потом не жалуйтесь. А я почти уже русский, всю жизнь прожил в России, мне бы, пожалуй, скучно бы было с фройляйн…
Лебедев некстати вспомнил как жена дяди резво процитировала шифр служебного сейфа, и уши его загорелись.
В крытых санях домой в “Малороссию” ехали Яков Платонович с Анной Викторовной. В одних санях, но не вместе. Напрасно Анна надеялась, что лед сломан, и их маленький конфликт забыт. Ее муж, оставшись наедине с супругой, немедленно решил высказать все, что думал относительно сегодняшнего дня и ее поведения. Он поставил саквояж на сиденье, положил трость и посмотрел на нее негодующе.
- Что за доверчивое отношение к миру! - Анна Викторовна! Где Ваше чувство самосохранения!
- Яков Платонович, сверкая глазами, - защищалась Анна, - я сегодня вовсе не была доверчивой. Я понимала, что рискую. Именно поэтому я взяла Ваш револьвер.
- Вы решительно с ума сошли! - ахнул Штольман возмущенно, - по недоразумению я было решил, что Вы не осознаете опасности. Оказывается, Вы рискуете вполне осознанно. Вы что же, решили, что Ваша жизнь менее ценна чем жизни великих князей?
- Моя жизнь - отчеканила Анна, - не менее ценна, чем жизнь великого князя или княгини, но менее ценна, чем жизнь многих людей, против которых могли быть направлены взрывы, чем жизни детей, к примеру, смерть которых я видела. И я готова была жизнью пожертвовать, если бы посчитала нужным. Это мое право. У меня тоже имеется свое мнение, честь и совесть!
- А Вы не думали, сударыня, что Вы готовы жертвовать большим, чем Вам принадлежит? - разозлился Штольман.
- Это почему? - возмутилась Анна.
- Да как можно этого не понимать! - изумился Яков. - Удивительно, вроде Вам не трепетные 15 лет, а я должен растолковывать очевидные вещи.
Извольте. Хотя бы потому, что что Вы - единственная дочь у своих родителей. Вы уверены, что они способны пережить Вашу преждевременную скоропостижную кончину? Вы же не офицер, которого они отправили на войну и подспудно готовы получить весть о гибели на поле боя.
Потом, Вы кажется забыли, что только что вышли замуж и вручили Вашу жизнь мне? Что рискуя собой, Вы рискуете и нашей семьей, и настоящей, и будущей? Вы вообще обдуманно решение выйти замуж приняли? Не очень логично получается.
У нас могут быть дети и, черт возьми Ваше упрямство, Вы уже можете быть беременны.
Анна возмущенно выдохнула:
- О таких вещах в приличном обществе прямо не говорят! Вы меня смущаете такими заявлениями. Я не племенная кобыла. Не нужно трогать так неоднозначно мою скромность.
- Так в приличном обществе и с револьвером наперевес дамы от мужа не сбегают на явку к бомбистам! Где была Ваша скромность в этот момент? - продолжал злиться Яков. Бездумно вот так рисковать собой, перечеркивая любое будущее, которое может быть у нас одно на двоих? Вы наказаны навсегда! - выдохнул Штольман.
- Вы меня не уважаете и не считаете равной себе, - возмутилась Анна. - Что значит наказана? Я что для Вас, гимназистка, не сделавшая урок? Может быть еще розги достанете? Учтите, я буду защищаться. Я не могу слепо подчиняться, игнорируя собственный взгляд на мир, свои ценности!
- Да дело не в том, что я Вас не уважаю, это вовсе не так, - начал объяснять ей муж свою позицию, - Вы должны где-то приносить в жертву собственное “Я” взамен нашему общему “Мы”.
Учитывать, что Вы не одна, и думать, прежде чем принять поспешное или необдуманное решение, о тех, кто Вас окружает, что Ваша жизнь для Ваших близких тоже ценна. Не менее ценна, чем жизнь великих князей.
- Да тут великие князья совсем ни причем! - Воскликнула Анна. - Как Вы можете так говорить! Да, если на то пошло, я готова рискнуть, или даже пожертвовать, своей жизнью ради жизни ребенка, к примеру, даже чужого. Это естественный образ мысли для женщины.
- Это Вы как можете так спокойно об этом говорить, ставить меня перед фактом, ультиматумом! - повысил голос Штольман. - Вы не понимаете, что Ваша жизнь уже принадлежит не только Вам одной. Как можно настолько эгоистично предполагать, что спасая других, можно жертвовать счастьем и жизнью близких?
Потому что если с Вами что то случится, Ваши родители не переживут. И я не переживу.
- Вы, Яков Платонович, точно переживете! - зло сказала Анна, разозленная манипуляцией дочерними чувствами и виной. Вы столько раз, за этот год, бросали меня, отворачивались и уходили бесчисленное количество раз. В каждую ссору я была уверена, что вот этот раз был последним. И Вы не вернетесь. Честно пыталась забыть Вас, и жить дальше. Даже сейчас, когда мы ссоримся, я готова умолять Вас, чтобы Вы не уходили и не оставляли меня. Это похоже на дрессуру.
- Вот значит как Вы думали! “Честно пытались забыть.” А я не пытался забыть Вас. Я терпеливо ждал, когда вы перестанете сердиться, и будете вновь общаться со мной. Ходил, как дурак, по Затонску, надеясь на случайную встречу. Я не согласен с тем, что Вы про меня говорите.. Все не так было. Ни тогда, ни сейчас. Сейчас, я в принципе не могу Вас оставить. Ни по сердцу, ни по совести я не способен на такой поступок. Я люблю Вас, и Вы моя жена. Виктор Иванович вложил Вашу руку в мою, передав и доверив мне.. Сейчас я почти в отчаянии, я не понимаю, как остановить этот бесконечный Ваш риск, похожий на странные игры со смертью.
- Яков Платонович, я прошу Вас, будьте со мной на равных, - попросила Анна, - не оставляйте меня в стороне от общего дела, без весомой причины, только потому что я младше, и потому, что я женщина. Доверяйте мне, мне важно тоже доверять Вам, чтобы я могла сказать где я, чтобы посмела поделиться чем-то, пусть возмутительным на Ваш взгляд, но важным для меня.
- Да я Вас дома оставил, и просил оставаться и далее, не только из-за опасности физической, но и она была очень серьезной! Вы не обратили внимание, с каким энтузиазмом отнесся полковник Варфоломеев к проявлениям Вашего дара? Я пытался оставить Вас в тени, не демонстрировать лишний раз особые способности царской охранке, это очень непростые люди.
- Яков Платонович! Я очень старалась. Я иногда просто знаю на уровне интуиции, что все хорошо будет и сегодня знала, я была почти уверена. Я собиралась выстрелить в бомбу. Дух сказал, что прикроет меня и вот, Вы же видите, на мне нет ни царапины! - попыталась убедить Анна мужа.