Документы остались неразобранными до самого утра, пока супруги всю ночь занимались любовью.
Сегодня, встав пораньше, Штольман все делал с удвоенной энергией и сделал даже больше, чем запланировал. В этом была заслуга Анны. Она любила его столь щедро и вкладывала в него так много, что по утрам ему хотелось петь от счастья. Яков может быть и пел бы, но не умел.
Сейчас он ждал остановки поезда, и возможности отослать телеграфные депеши. Штольман вышел из купе, тихо повернув ключ в замке.
Удивительное дело - прогресс 19 века. Механизация многих отраслей промышленности развивалась столь стремительно, что поспеть за изобретениями иной раз оказывалось не так просто. Телеграфы располагались на каждой железнодорожной станции. В Кунгуре в этот ранний час дежурило 2 телеграфиста.
Отбив телеграммы вместе с редкими для утреннего часа посетителями, Яков увидел военных офицеров фельдъегерской службы, направляющихся прямо к нему.
- Господин Штольман? - спросил один из офицеров.
Проверив у чиновника по особым поручениям документы, фельдъегерь вручил Якову Платоновичу толстый пакет с бумагами от его теперешнего начальника - генерал-губернатора Приамурья барона Андрея Николаевича фон Кейзерлинга. Сам Кейзерлинг временно находился в Петербурге, на аудиенции государя и высших чиновников.
Император Александр III, будучи убежденным русофилом, недолюбливал выходцев из других стран, особенно немцев, предпочитая на высшие государственные посты назначать великороссов. Яков, занимая не столь высокие посты, будучи чиновником по особым поручениям сам иногда сталкивался с подобным отношением. Но Кейзерлинг, благодаря своей незаурядной личности, был счастливым исключением. Штольман был рад, что ему выдался шанс служить под началом такого человека.
Срочный пакет требовал немедленного ознакомления, однако Яков выделил несколько минут, решив пройтись до привокзальной ресторации. В буфете он распорядился принести к ним в вагон горячего чая и свежую выпечку.
Буфетчица, дородная дама, продала Якову свежайших сливок и пирожков с яблоками.
Многие пассажиры толпились с собственными чайниками у кубовых будок, торопясь набрать кипятка для завтрака. Казалось, весь поезд высыпал на оживленный перрон. Ожидающие кипяток пассажиры, приплясывали от мороза, стоя в очереди и держа в руках по одному, а то и по два чайника (один для себя, а второй для одинокой соседки).
Штольман торопился обратно в их маленький курьерский поезд, состоящий из шести новеньких синих и желтых вагонов первого и второго классов. Фельдъегерский пакет жег карман, да и Анна Викторовна была одна. Мороз крепчал, злился, как и было положено в предрассветный час.
Все также тихо повернув ключ в замке, Штольман вернулся в купе.
- Спящая красавица! - подумал Яков, улыбаясь. - Хорошо, что не разбудил. Убаюканная стуком колес, Анна спала в той же позе, что и 20 минут назад, лёжа на животе и обнимаясь с подушкой. Судя по ее умиротворенному виду, сон был этим декабрьским утром особенно сладок.
За несколько недель необыкновенно трепетного супружества, ему стала очевидна разница в их привычном распорядке дня. Анна Викторовна любила рано ложиться и спала не менее 8-9 часов. Её ночные вылазки при расследовании убийств в Затонске, были, как оказалось, не в счет. Вечерами, прямо на глазах у внимательного Якова, она становилась чуть рассеянной, сонной, и охотно отправлялась в постель, в то время как у него начинался прилив бодрости. Вечерами у Штольмана было энергии хоть отбавляй и восхитительно хорошо работала голова. Он вообще был любитель ночной работы. Штольман посвящал поздние вечера чтению, написанию служебных записок, приводил в порядок документацию.
Он эгоистично не давал жене отдыхать ночами, залезая под одеяло много позднее Анны, и теряя контроль от ее близости. Яков в тайне надеялся, что Аня выспится чуть позже, утром… или вечером. Она не возмущалась, улыбалась, просыпалась и целовала мужа в ответ на его нетерпеливые ласки.
Сам Штольман спал совсем мало, иной раз для отдыха ему хватало 3-5 часов. Анна смеялась и сравнивала его с Наполеоном, который, по слухам, высыпался за столь же небольшой отрезок времени, удивляя современников отменной работоспособностью.
Почта из Петербурга сообщала крайне неприятные известия. Во вверенном ему Нерчинском каторжном районе произошел пожар, уничтоживший склады с полным годовым запасом провианта. Яков знал, что запасы в тех местах создавали в летний паводок, привозя продукты на больших баржах из-за трудной проходимости береговой линии. Зимой провиант на санях развозили по всем каторгам и тюрьмам, разбросанных иной раз на 200 верст друг от друга.
Приложенная телеграфная депеша из Иркутска проясняла ситуацию с еще более возмутительной стороны: к местным дознавателям пришел беглый арестант и сообщил, что подполковник Потулов, местный глава тюрьмы, посулив большие деньги, уговорил его самого и еще трех арестантов организовать поджог. Подполковник проинструктировал, как совершить преступление, но по выполнению задания, лично контролируя исполнение, неожиданно набросился на каторжников, убив троих, и лишь одному удалось бежать.
Яков составил необходимые распоряжения о назначении расследования, и заключении под стражу самого Потулова, его помощников и кассира. Штольману предстояло выполнить первое трудное задание - не только найти виновных, но и обеспечить несколько тысяч каторжан питанием. Если не предпринять срочные меры, призраки голода и цинги унесут этой зимой и весной множество жертв.
Штольман набросал план действий, вопросов, которые следовало выяснить, и несколько идей для проработки своему помощнику. Не успел он приехать на новое место службы, и вот она, первая проверка на прочность.
За бумагами Штольман провел несколько часов, тело его порядком затекло. За неимением другой возможности размяться, Яков потянулся и решил сделать несколько гимнастических упражнений, привычку к которым он выработал еще в годы обучения в училище Правоведения. Гимнастика помогала поддерживать тело в хорошей форме. Штольман был гибок, подтянут и, на редкость, вынослив. Конечно, немалую роль играла прекрасная наследственность, его отец прожил долгую жизнь, и до конца своих дней много двигался, стараясь ходить пешком, дома отжимался от пола, сохранял ясный рассудок. А если бы не был столь вредным, прощал обиды и любил людей, то прожил бы еще дольше. Яков не осуждал его. И не обижался. Почти. Но кто бы знает, каким оказался он, Яков, на пороге 40 лет, и каким бы стал потом, если бы не встретил любящую Анну Викторовну. Но, на свое счастье встретил, женился, а не уехал из Затонска с разбитым сердцем и неясным будущим.
Анна проснулась и первым, кого она увидела, был ее супруг, правда в неожиданно экзотичном для себя виде. Ухоженные пятки господина надворного советника Штольмана смотрели в потолок. Сам он выполнял стойку на руках, радуя ее взор демонстрацией ловкости и силы. Прямой торс, прямая спина, напрягшиеся рельефные мышцы плеч и рук - восхитительная картина! Она села, затаив дыхание и наблюдая за происходящим. Яков улыбался.
Прошла пара минут и руки чиновника по особым поручениям стали подрагивать, как он не старался простоять чуть дольше. Анна вскочила и, смеясь, подбежала пощекотать пятки мужа, покуда он был занят, и была такая возможность.