Через полчаса караван отправился в путь. Верблюды и сани быстро окутались инеем и паром. Металлические бубенцы звенели, а деревянные легонько постукивали. Мелодичный перезвон смешивался с остервенелым лаем собак. Шума караван создавал довольно много, зато двигался очень быстро.
Помимо груженых саней, каждый верблюд без особых затруднений тащил навьюченные тюки и свертки, и тяжелый груз будто совсем не обременял зверей, настолько величественно они вышагивали. На многих верблюдах сидели буряты-наездники, они ехали, то и дело весело переговариваясь на своем замысловатом языке. Яков покосился на Анну, которая уже предвкушала приключение.
Довольно быстро по накатанной дороге караван вышел к притоку реки.
Штольман убедился, что колокольчики на верблюдах каравану очень даже необходимы.
При встрече с таким гротескным зрелищем сибирские ямщики хватались за голову и исторгали не самые пристойные выражения. Их можно было понять. Почтовые лошади пугались, а разминуться с таким караваном, или избежать встречи с ним было практически невозможно.
Санный путь на реке довольно узок и змеился по льду между высокими нагромождениями льда. Если лошади испугаются и бросятся в сторону, то ямщик и пассажиры рискуют переломать себе все кости.
Штольман посмотрел на все эти дорожные опасности, острые высокие ледяные торосы и решил, что никаких верблюдов сегодня он Анне не позволит. Она его жена и он отвечает за ее безопасность. Пусть дуется на здоровье!
***
После небольшой стоянки и обеда, караван вновь тронулся в путь. Они ехали вот уже пару часов, и Анна с высоты трех метров, крепко держась в седле, с восторгом взирала на окрестности. Ей достался красивый взрослый верблюд по имени “Тургэн”, что означало “Быстрый”, как объяснил Жергал, едущий впереди. Бурят ехал первым и вез за собой в качестве вожатого связку из пяти верблюдов, выстроенных по цепочке и привязанных от его седла к седлу позади идущего животного. Аня ехала на втором верблюде.
Ей было очень удобно. Верблюды знали только один аллюр - широкий шаг, позволяющий всадникам делать около десяти миль в час. Спокойные животные бежали мерно и были абсолютно не наровисты.
Яков Платонович злился. Сначала он в досаде прикрыл глаза, а потом и вовсе отвернулся от нее, когда супруга повела плечиком и сказала, что все-таки уходит из саней и едет верхом.
Когда Аня оборачивалась, проверяя сердится ли еще ее любимый на такой, в сущности, пустяк, она видела, что Яков уже не отворачивается, а неотрывно смотрит ей в спину и по-прежнему хмурится.
На исходе второго часа она не выдержала гляделок и помахала ему, весело послав воздушный поцелуй.
Штольман покачал головой, сначала серьезно, но потом усмехнулся.
Через короткую остановку Аня обернулась и..не нашла супруга в санях. Где же Яков Платонович?
Супруг обнаружился совсем рядом, верхом. Он ехал в соседней связке верблюдов и иронично поглядывал на Аню, по всему решив на себе испытать всю экзотику их путешествия. Судя по его расслабленному и довольному лицу, поездка ему и самому очень нравилась. Вот то-то же, господин надворный советник!
Ближе к вечеру караван остановился на ночь. Темнело. Сани супругов Штольман остановили возле огромной юрты, вокруг которой шустрые возчики стали собирать юрты поменьше.
- Пойдемте, Анна Викторовна, - обратился Штольман к супруге, познакомимся с управляющим.
Из главной “мама-юрты”, как прозвала ее Анна Викторовна, вышли хозяева стоянки.
Они уже поджидали караван с прииска. Размещение постояльцев давало пожилой супружеской паре хороший доход.
Буряты встретили гостей очень радушно и, по обыкновению, вручили священные шелковые шарфы - хадаки.
Яков Платонович получил особенно большой и длинный синий шарф от хозяина стоянки.
Супругов пригласили в жилище. Хозяин усадил Штольмана возле очага на стопку шкур и войлочных одеял. Очаг с кипящим над ним чайником стоял в центре юрты.
Анне Викторовне досталось место на женской половине жилища, с противоположной стороны от своего мужа. Пожилые супруги, живущие в юрте, хорошо говорили по-русски, они выучили язык в частых поезках на прииски и общаясь с гостями.
Якову и Анне рассказали, что они непременно должны разделить с хозяевами чашку кирпичного чая.
Аня послушно отпила и еле проглотила напиток под обеспокоенным взглядом Якова, едва сдержавшись, чтобы не скривиться. Сам Штольман пробовал напиток вполне флегматично, вкус ему вроде бы даже понравился. На самом деле сей напиток был скорее похлебкой из крепко заваренного чая, ячменной муки, масла и молока, но они узнали об этом лишь впоследствии.
Хозяйка хитро прищурилась и отправилась за следующим угощением. Анне стало весело, но страшновато. Что еще ей предстоит попробовать?
Супругам преподнесли еще один излюбленный бурятский напиток - араку, заверив, что это лучшее средство с дороги. Анна лишь пригубила и больше пить не стала, так как Яков иронично подсказал ей, что арака есть не что иное как горячая молочная водка. Сам же надворный советник смело отведал напиток и вскоре сильно пожалел об этом, потому как вкус вызвал не желанное тепло и восторг, а сильнейшую тошноту.
Хозяева заметили неудобство гостей и предложили Якову глоток хорошего коньяка, который и унял все неприятные ощущения.
После ритуальных напитков супругов угостили вкуснейшим ужином. В очаге над углями поджарился нежный ягненок, а во вполне европейского вида кастрюле оказался рис.
Анна смотрела на расслабленного улыбающегося Штольмана и думала о том, как здорово, когда Яков такой. В Затонске он часто был напряжен, хмур, желчен. Даже по отношению к ней. Его служба требовала большой отдачи.
Какая будет у них жизнь в дальнейшем? Ее муж сильно изменился за эти два месяца, стал, на ее любящий взгляд, счастливее, не смотря на мелкие и крупные дорожные неприятности. У него разгладились морщинки вокруг глаз и сам взгляд все чаще был таким… безмятежным, что ли. Ей хотелось думать, что в этом есть и ее заслуга. Она так часто целовала его в уголки глаз.
На ночь, поблагодарив хозяев стоянки за встречу и вкусный ужин, Яков и Анна отправились из мамы-юрты в свою маленькую дорожную юрту. Она оказалась теплой и очень красивой. В юрте им постелили мягкую теплую постель и зажгли очаг. Было тепло и даже жарко.
Аня подошла к мужу и уверенными аккуратными движениями начала снимать с него одежду.
Она же жена! Тоже вот может предъявить на супруга все свои немаленькие права. Разоблаченный от верхней одежды Яков усмехнулся, помог скинуть своей Анечке шубку и тут же поймал в объятия. Он смотрел на нее, а затем нежно целовал любимое лицо, лоб, скулы, нос и даже глаза.
- Кто сегодня злил меня всю дорогу и не оказывал должного уважения? - Шептал он. - Я говорил, что нельзя ехать на этом звере, а Вы! Моя несносная упрямица. А я переживал. Мне пришлось охранять Вас и не спускать глаз. Впрочем, как и всегда. Еще и в гляделки со мной играли! - с укором шептал он.
- Неправда! Вы сами с удовольствием катались. А теперь не признаетесь. - шепнула ему Аня между поцелуями. - Я всегда прислушиваюсь…- Она легонько прикасалась к мужу губами, и ее поцелуи напоминали Якову касанье крылышек бабочки.
- Я люблю тебя… шепнул муж и, взяв за руку повел к постели.
***
Несколькими часами позже супруги лежали, обнимаясь, и слушали завывания ветра снаружи. Иногда особо сильный порыв чуть приподымал войлочный полог и подбрасывал в теплую юрту немного снежинок.
Яков встал и поправил войлок, чтобы снег оставался снаружи и не попадал в их маленькое убежище.
Когда он обернулся, Аня сидела на постели. Ночная рубашка сползла с одного плеча, длинные волнистые волосы были небрежно переброшены через другое плечо. Она сидела и задумчиво смотрела на горящий очаг.
Яков сел рядом и поцеловал нежное обнаженное плечико. Они вместе смотрели на огонь.
Через несколько минут Аня спросила: