Якову было очень любопытно, какие слова его жена и Намжин выбирали для перевода. Что там на уме у его Анечки? Оказалось, целый винегрет из разнообразных житейских ситуаций.
Сам Яков, как настоящий немец, подошел бы к делу основательно, педантично, выбрал бы основные глаголы и основные существительные. Но это он.
Два творческих человека нашли друг друга и сыпали этнографическими остротами. Обсуждали обозначение “младшего, самого любимого ребенка в семье”, стрижку барана и рецепт молочной водки. Намжин был очень начитанным и внимательным пареньком.
Анечка и Его Божественность разбирали часто употребительные ситуации и выписывали слова. Иногда они забалтывались до чего-то понятного только им двоим и, похоже, чрезвычайно потешному, так, что начинали смеяться во весь голос, пошикивая друг на друга, чтобы не мешать Якову Платоновичу работать. Но от этого взаимного сдерживания взрывы хохота становились только сильнее.
Штольману тоже было забавно. Даже просто наблюдать за этой необычной дружбой.
- Да вы мне не мешаете, - доброжелательно махнул рукой Штольман, - даже интересно.
Он обменялся веселыми взглядами со своей супругой, а Аня бойко что-то ему сказала по-бурятски.
Яков покачал головой.
- Все равно не усвою, Анна Викторовна, будете мне потом переводить. - усмехнулся он.
На взгляд Штольмана Аня и Намжин пошли долгому, не самому логичному для составления разговорника пути, более сложному, но, в то же время дающему простор для творчества.
Яков изумлялся, как понимали друг друга эти двое чрезвычайно любознательных молодых человека и, что самое поразительное, у обоих была страсть к языкам.
Штольман вдруг представил Нежинскую составляющую русско-бурятский словарь на пару с китайским пареньком и усмехнулся. Не к ночи вспоминать вечно высокомерную Нину Аркадьевну!
Вдоволь за вечер напотешавшись со своим недавним знакомым, Анна вдруг как-то сникла и ее лучистый взгляд потух, став серьезным. Она рассеянно скользила глазами по юрте и даже улыбаться перестала.
Спать хочет! - однозначно угадал неплохо изучивший супругу Штольман. Мальчишка жил с ними. Они с Аней решили приютить его первое время на правах домочадца, по крайней мере в пути, пока караван не добрался до Кары. Супруги Штольман опасались отпускать Намжина и селить его с другими работниками. Вдруг бывшего Живого Будду кто-то узнает?
Хотя Анне было неловко делить жилье, единственную комнату с посторонним человеком, тем более другого пола. Она не жаловалась, но Штольман, как человек наблюдательный, замечал эту неловкость в мелочах. Вот сейчас Аня не решалась первой идти в постель, в присутствии гостя.
Его скромная, чистая девочка! Она стеснялась, и Штольман чувствовал щемящую нежность к своей жене, желание помочь и защитить. Им ехать еще несколько дней, и недосып Анне точно не нужен.
Анна Викторовна! - он постучал по часам ручкой, стремясь позаботиться о жене. - Вы как хотите, а я Вам стелю.
Яков в мгновение ока разобрал одеяло и подушки в их походной постели. Он буквально за руку отвел супругу за ширму.
- Аня! Хватит стесняться, переодевайтесь и ложитесь. Другого выхода пока нет, - шепнул он, - мы сами решили Намжина поберечь и разрешили пожить ему с нами. Мальчишка, бывает, по полночи сидит за шахматной доской и что же, нам теперь тоже не спать? Нечего сидеть и его караулить!
Яков практически самостоятельно переодел сонную жену, и, завязав ей тесемки платья поплотнее, категорично отправил в постель.
Почему он так делал? Он был старше, опытнее и часто видел, как сделать лучше. И ему просто нравилось быть так близко от Анны, ближе чем он мог когда-то мечтать. Взбивать ей подушки и одеяло, помогать с переодеванием, купанием, волосами. Женщине сложнее ухаживать за собой, тем более в дороге, а ему приятно. Штольман просто обожал супругу и не мог насмотреться на нее. С момента того самого, их неловкого ноябрьского объяснения, он наслаждался каждым мгновением, проведенным рядом с Анной и не желал упускать ни одного. Якову нравилось в ней все. Он стремился прочувствовать каждое прикосновение к любимой женщине, каждый жест, поэтому окружал заботой и вниманием свою молодую жену.
Сам Штольман, по обыкновению, планировал еще несколько часов поработать. Бумаг только прибавлялось, а ведь он еще даже до места службы не доехал. Отчеты полиции нескольких пусть провинциальных, но полноценных многотысячных городов, несколько тюрем, огромная Нерчинская каторга. Даже ему, с его аналитическим умом, было сложновато. Особенно поначалу. Теперь, по истечению трех месяцев, стало попроще. Яков понемногу осваивался. Аня вдохновляла его. Она как теплое ласковое солнышко всегда была рядом и так согревала его, даже одной своей улыбкой, что хотелось жить, работать, несмотря ни на какие трудности .
Яков очень любил вечерами смотреть на спящую супругу. Она была такая милая, когда спала. Такая домашняя и трогательная! Ему безумно нравилось.
И он знал, что это впечатление обманчиво, и домашней его жена никогда не была. Пока. Но Яков не оставлял надежды, что Аня таковой со временем станет. Он хотел, чтобы она царствовала в уюте и комфорте их нового дома, а Яков бы ее обеспечивал, защищал и делал все, чтобы его семья была счастлива.
Но будет ли она довольна таким положением вещей? Все таки не может же женщина, вынашивая дитя или имея дома младенца, быть столь же активной и любознательной как в девичестве! Зная Анну Викторовну, сомнения были. Хотя, наверное, не очень честно ограничивать свободу любимого человека. Он ей во всем поможет, и с ребенком, и с тягой ко всему новому, с жаждой знаний. Яков хотел, чтобы Аня была счастлива, его тайные мечты и чаяния насчет нее вторичны. Он не настолько эгоистичен, чтобы запирать супругу дома вопреки ее желаниям.
Ночью Анна забывала, что главная миссия ее существования - спасение всех и вся от несправедливостей мира и просто отдыхала, ее лицо было умиротворенным и кротким. Он любовался ею, предвкушая, как через некоторое время составит жене компанию под одеялом.
Яков все чаще думал об их будущем ребенке. Он ждал и мучился этим ожиданием, а Анна же, напротив, была безмятежна. Вопреки доводам рассудка, Яков начал немного сомневаться в себе. Аня обещала ему ребенка, говорила, что видела, через год с небольшим они уже станут родителями. Его жена практически никогда не ошибалась в том, что касалось интуиции. Но почему так долго ждать? Быть может, она просто деликатно молчит о чем-то, бережет его? Возможно, он не так здоров, и не так способен к зачатию, как хотелось бы, в силу более старшего возраста? Он слышал о таком.
Девять, а то и десять месяцев от первой их совместной ночи до, по уверениям Ани, долгожданной беременности. Глядя на румяную, пышущую здоровьем жену, он и мысли не допускал, что причина может быть в ней. Не иначе как в нем самом есть какой-то изъян. Три месяца полноценной супружеской жизни и в чреве было все так же по-девичьи пусто. Это задевало его мужское самолюбие, он грустил, но молчал, ждал, терпел и надеялся.
Намжин тихо сидел в уголке. Подобрав ноги по-турецки, он сам с собою играл в шахматы. Его Божественность раздобыл новую доску и фигуры еще в Урге.
- Господин Штольман, составите компанию? - спросил Намжин. - мне нравится, как Вы играете.
- Да, с удовольствием, - ответил Штольман, оторвавшись от минорных размышлений. - Только с бумагами разделаюсь.
Однако Яков не удержался и строго предупредил:
- При условии, что Вы не будете кричать, издавать победные кличи над каждой поверженной фигурой и этим мешать сну Анны Викторовны. Играем тихо, и разговариваем в полголоса.
- Сегодня все будет по-другому. Партия один на один, без зрителей - усмехнулся Намжин.
Играл мальчишка просто блестяще, Яков был рад сыграть партию-другую с таким талантливым соперником.