– Точно дура-почтальонша сама тебе телеграммы дала, не спер?
– Честное слово, не спер. Сама дала и даже никакой расписки не потребовала.
– Ну, это тебе повезло, – сделал вывод эксперт. – Значит, так. Я тебя кончено выручу, так и быть. Но, сам понимаешь, никакого официального ответа дать тебе не могу. Если найду схожий почерк, ткну пальцем и все. А дальше сам крутись, как хочешь.
– Когда скажешь?
– Забеги вечерком. Я сегодня дежурю, так часикам к десяти подгребай, не раньше.
В одиннадцать часов вечера он зашел в редакцию, устроился возле моего стола и выложил на стекло два листка – письмо и бланк телеграммы. «Одной рукой написаны», твердо заявил эксперт.
– Ошибки быть не может?
– Задачка для криминалиста первого месяца работы, – ухмыльнулся мой спаситель. – Уж больно характерный почерк, ну и еще кое-какие детальки, в которые я тебя посвящать не имею права.
Оставшись один, я еще раз перечитал текст телеграммы. Поздравительный текст был подписан разборчивой фамилией «Вильков».
С утра пораньше я снова отправился в колхоз и прямиком зашагал к дому Вилькова, который указал мне первый же встречный. Хозяин оказался дома. Крепкий, в меховой безрукавке, в коротко подрезанных валенках, с цепким колючим взглядом, он внимательно выслушал меня и спросил: «А почему, собственно, вы ко мне пришли?
– А разве не вы письмо в редакцию написали?
– Нет, я письма не писал, хотя изложенные вами недостатки, безусловно имеют место быть, – витиевато высказался Вильков. – И уж коли вы обратились ко мне, могу дать пояснения.
После этого он, практически дословно, пересказал анонимное письмо.
Неразумное желание тут же уличить его, взяло верх над благоразумием и я запальчиво воскликнул:
– Хотя вы утверждаете, что письма в редакцию не писали, я думаю, что автор именно вы. Уж слишком содержание письма вам хорошо и подробно известно, что вы, собственно, мне только что и продемонстрировали.
– Ну, это еще доказать надо, – спокойно парировал Вильков. – Кстати, позвольте еще раз на ваше удостоверение взглянуть, а то я что-то фамилию вашу запамятовал.
Он взял протянутое ему удостоверение, переписал на листок бумаги все данные и удовлетворенно заметил:
– Ну что ж, буду сигнализировать вышестоящим инстанциям. Обвинять права не имеете. Так что – до свиданьица. А я в амбулаторию пойду, кажись, от вашего визита давление подскочило.
В свой курятник я приехал поздним вечером. Едва попив чаю и, проглотив какой-то наспех сооруженный бутерброд, я, пренебрегая советом многомудрого своего редактора не торопиться, поспешил к пишущей машинке. Злость на этого самоуверенного кляузника клокотала во мне. И все же я понимал, что напрямую обвинять Вилькова во лжи, у меня права нет. Частной моей экспертизе не то что грош цена, она скорее против меня и обернется. Разве что полученные за эти дни данные давали мне моральное право считать негодяя негодяем.
Свой материал я построил в виде открытого письма анониму. Вилькова обозначил лишь инициалом, приписав, что односельчанам и сам он и его укусы исподтишка хорошо известны. Злым и яростным, как потом говорили, получилось то первое в моей жизни журналистское расследование.
– Факты анонимного письма не подтвердились, – докладывал я следующим утром редактору.
Сафаров удивленно поднял брови и с явным сожалением констатировал: «Факты не подтвердились, значит, и материала нет».
– Как раз наоборот, – возразил я ему. – Факты не подтвердились, именно поэтому я написал материал.
– Когда ты успел, торопыга? – в голосе шефа прозвучали нотки явного недовольства. – Ладно, оставь, я посмотрю.
– Вечером, Николай Коркин, ответсекретарь редакции, встретив меня в коридоре, ворчливо упрекнул. Из-за тебя четвертую полосу переверстываю.
– Почему из-за меня?
– Шеф только что велел твоего анонима в номер поставить. Готовь бутылку – Рубен аж сияет весь. Говорит, вот так надо работать.
Х Х
Х
…Не могу сказать, что после «открытого письма анониму» почувствовал я себя настоящим журналистом. Скорее наоборот. История с увольнением напугала меня изрядно, а скорее всего, вселила серьезные сомнения в собственных силах и способностях. Я шарахался от темы к теме, но все у меня из рук валилось. Информации и репортажи выходили из-под моего пера, а вернее из пишущей машинки, вялые, невыразительные – так, во всяком случае, мне самому казалось. И тут, видя мои метания, взялся за меня основательно Марат Садвакасов. Был он на двенадцать лет старше меня, в газете работал давно, так что ему-то самому опыта было не занимать.