— Посмотрим!
— И потом, если можете, займитесь возвращением на родину Пино, который находится в Самофракии, с несколькими трещинами костей.
— Я займусь всем этим!
— Спасибо! Я свяжусь с вами, как только ступлю на священную землю матери-отчизны!
Я повесил трубку.
Глава XVI, в которой мы применяем уловку, никогда раньше не применявшуюся
Уставши от Греции и ее перипетий, Берю решил вернуться со мной. Супруга же его, напротив, продолжила свое пребывание, поскольку она хотела посетить Дельфы, Олимпию, еще пройтись по музеям. Он даже решил, что оставит ей машину (она получила права в начале года).
Мы вступили на корабль, Его Жирдяйство и я, и во время остановки в Ницце я побежал звонить Старику, потому как спешил узнать, что происходит с Никой. Нашли ли ее? Напали на след ее владельца? Вот в чем вопрос, как говорят любители Шекспира, которые не говорят по-английски.
— Я ждал вашего звонка, Сан-Антонио. Где вы?
— В Ницце.
— Немедленно мчитесь в Марсель, малыш!
— Вы нашли ее?
— Нет. Ощупывание дна ничего не дало. Но я практически знаю, где она находится.
— Где же, босс?
— Спустя два дня после отплытия «Кавулома-Кавулоса» в Марселе причалил «Good Luck to You».
— Понял! И ребята с яхты выловили ящик?
— Без малейшего сомнения. Свидетели говорят, что водолазы спускались с его борта, якобы для того, чтобы устранить поломку в корпусе.
— И где он теперь находится?
— В открытой Антлантике, по пути в Нью-Йорк.
— Вы можете произвести досмотр судна?
— Невозможно, не имея доказательств! Владелица яхты, эта Барбара Слип, — известная личность, пользующаяся влиятельной поддержкой по ту сторону Атлантики. Предположим, что Ники уже нет на борту, тогда наше вмешательство может иметь серьезные дипломатические последствия. И так уже отношения с Америкой не блестящие.
— Так что же? — спросил я. — Попробуем предоставить ей возможность улететь от них самой, благо у этой Ники есть крылья.
У Лысого явно была аллергия на мой тип юмора. Поверьте, он никогда не покупал моих книжек.
Уж если он отказывался читать Пруста, находя его недостаточно серьезным!
— Да, — сухо сказал он, — кое-что мы попробуем, и я рассчитываю на вас в этом, дорогой мой. Я дал указания, чтобы в Марселе все было в вашем распоряжении...
— Что все? — настаивал я.
— Все! — повторил он. — Старайтесь и держите меня в курсе. Все это дело начало просачиваться наружу. Журналисты уже звонили в Министерство Изящных Искусств, дабы спросить, есть или нет основания для некоторых слухов, касающихся исчезновения Ники Самофракийской. Теперь это вопрос уже не дней, а часов! Действуйте, Сан-Антонио! Действуйте! И добудьте доказательства!
Клак! Он повесил трубку.
Я потер себе висок. Ах, еще не время успокаиваться, этому конца не видать!
* * *
— Вот он!
Это крикнул один из летного экипажа.
Он показывал вниз, на самый горизонт, на белую точку, за которой тянулся серебристый след. Наш самолет несся вперед, заглатывая пространство. Точка превратилась в судно.
— Вы уверены, что это «Good Luck to You»? — поинтересовался я.
— Абсолютно! — ответил пилот. — Его положение уточнялось сегодня утром, и тут нет никаких сомнений. Готовьтесь!
Наша развалюшка описала в воздухе полукруг, чтобы не перелететь яхту.
— Готовьтесь, — ворчал Берюш, — в чем, по-твоему, это заключается?
— Ты герметически закрываешь свой резиновый комбинезон. Пилот возьмет траекторию яхты, и мы спарашютируем с надувным плотом.
— Мы будем далеко от яхты?
— Довольно далеко, так, чтобы они не могли следить за нами даже в бинокль.
Жиртрест потянул за вполне солидную застежку-«молнию» своего не менее солидного черного комбинезона.
— Скажи-ка, Сан-Антонио, только не подумай, что я сдрейфил, но что если эта твоя резиновая калоша собьется с пути или какое-нибудь течение унесет нас? Тогда вся эта встреча на высшем уровне пойдет к черту, а что касается нас, не знаю, как ты, а у меня особого желания играть в Алана Бомбара нет. Обед из планктона — это не мое меню!
— Может быть, — согласился я, — Раз ты так трясешься, так и не стоит прыгать со мной, Жирный. Я прекрасно выпутаюсь без тебя!
— Не надо так говорить со мной! — возмутился он.
— Готов? — спросил один из экипажа, открывая дверцу.
— Готов! — сказал я.
Он стал считать в обратном порядке. Когда он выкрикнул «ноль», я прыгнул.
* * *
— Я вижу дымок на этой твоей яхте, черт ее побери, — объявил Берю.
Поскольку, можете не сомневаться, он-таки прыгнул! Я не сказал вам об этом сразу, чтобы заинтриговать.
Прошло с четверть часа. Судно приближалось. Я зажег первую ракету. Нас снабдили ракетами системы Скруш, наиболее усовершенствованной.
Взрыв. Сноп искр. Долгий свист... Ракета взмывает в небо и описывает великолепную дугу.
— Ох! Красота! — в восторге крикнул Берюрьер, сохранивший детскую душу в отношении всех таких штучек.
— Может, еще одну, парень, как средство безопасности!
— Подожди, может, они нас заметили.
— Две предосторожности всегда лучше одной, береженого Бог бережет, — наставительно заметил он.
Чтобы его утихомирить и порадовать, я запустил вторую ракету в набрякшее облаками небо.
Глава XVII, в которой вопреки тому, что поется в патриотическом гимне, мы преодолеваем преграды на пути к победе
— Бог мой, какие же они славные! Вот это приключение! Надо связаться со всеми газетами! — кудахтала мамаша Слип, бегая вокруг нас кругами.
Она была крупная, тощая, морщинистая, с пропитанной табаком кожей, накрашенная до смерти, несмотря на водяные брызги: зеленым вокруг глаз, темно-синим — веки, коричневым — на месте бровей, охрой — щеки (с розовым пятном посередине) и бледно-фиолетовым — губы.
Жирный вновь обрел все свое присутствие духа и жизнерадостность на этой палубе, бесконечно более устойчивой, чем наш плот.
Мисс Барбара Слип встречала свою восьмидесятую весну (но она перепрыгивала високосные годы). Она носила туфли на шпильках и зюйдвестку из желтой непромокаемой ткани. Берю взирал на нее с благодарностью и изумлением.
— Скажи-ка, — выдохнул он, — эта мамаша больше похожа на старую треску, чем на юного рыбака, не правда ли? Ты уверен, что она была уж такой звездой?
— А ты не припоминаешь ее в «Сэндвиче кокотки», «Садись и поболтаем», «Изнеженной девственнице»?
— Во времена Великого Немого я шелушил кукурузу на ферме моего папаши, — извиняясь, сказал он, — Киношкой баловался он, возвращаясь с банкета со своими однополчанами.
— Дайте им выпить! — приказала бывшая женщина-вамп.
Мы сочли эту идею великолепной. Нас окружили офицеры и матросы. Я разглагольствовал, заливая о том, что мы были на борту самолета К. О. Н, — авиалинии, когда вследствие аварии в турбине машина упала в море. Когда мы были около дверей, мы успели выйти, запастись палочкой-выручалочкой, которая превращается в надувной плот при контакте с водой.
— Поздравляю! — сказал нам капитан, — Как вы думаете, еще кто-нибудь уцелел?
— Никого, — поспешил я, — самолет пошел ко дну, когда мы были в море.
Увядшая звезда седьмого искусства была в восторге от приключения. Вот что принесет ей толику популярности, на которую уже нельзя было надеяться, и оживит беседу на ее раутах.
В общем, должен сказать, старуха взяла нас в руки. Мы были ее внуками, ее любимчиками, ее баловниками, ниспосланными ей провидением. Она нас утащила в свою каюту, как старая сорока тащит в свое гнездо блестящие сережки, принялась растирать, массировать, опрыскивать одеколоном, лосьоном, эмульсиями и тому подобное.
— Щекотно, — трясся Берюрьер.
Нас подвергли массажу нагишом, массажу в длинных серых перчатках, в перчатках с конским волосом, вибромассажером, с железной соломкой и с наждачной бумагой.
Мы вышли из ее рук разогревшимися, посвежевшими, покрепчавшими, сияющими. Мы были розовые, хорошо пахли.
Надо сказать, роскошь здесь была потрясающая, на этой яхте. Кинозал с широким экраном! Концертный зал! Гимнастический! Бассейн! Бар! Парикмахерский салон! И все полно позолоты, парчи, ценных пород дерева, шведской кожи!