– БА-ЛА-МУ-УТ!
– Прощеньица просим, чегось надобно?
– Отвечай «Я»!
– Ну ладнушки. Этось… Я.
– Отлично. Все поняли про «Я»? Светик?
– Я.
– Древесные духи, две штуки!
– Скрип-скрип.
– Ладно, сойдет.
– Ба… Ва… это… новенький! Еще раз скажи, как тебя там?
– Бадюля. Я.
– Отлично! Пацаны, не болтать!
Так, новая заморочка, надо разговорчивого деда с новеньким в разные группы разводить…
Забравшись в палатку, я откопала в вещах профессора огрызок простого карандаша и обычную тетрадку 12 листов, в клеточку. На первой странице обнаружились непонятные каракули, выведенные стариковским почерком, поэтому я перевернула тетрадь и начала писать на первой странице с конца:
– Русалки (7 шт)
– Лесовики (Скрипун и Лохматун)
– Баламут
– Светик
– Бадюля
Успела записать это дурацкое имя, пока не забыла. Подумав, добавила в список и Витальку – он же член нашей команды. Перепись населения была завершена. Теперь перекличку будет делать проще, а то мало ли, кого и сама забуду.
Моя команда в этот день работала отвратительно. Баламуту я наказала насобирать речных цветов побольше, он все равно любил в ручье плюхаться. Надеялась хотя бы пол дня его не видеть, но дедуля приволокся назад уже через пять минут с огромной охапкой белых и желтых кувшинок. Было и правда здорово, но этот болтун, как приклеенный, прицепился к новенькому, и дальше парочка не расставалась.
Бадюля, как я наблюдала, успел же пообщаться со всеми – не торопясь, тихонько, но все потом ходили странно задумчивые. Через полчаса русалки перестали собирать ягоды, на которые я их отправила, и уселись вокруг длинной, тощей фигуры. Новенький что-то рассказывал, поводя иногда руками. Я подошла и прислушалась.
Его речь лилась как ручеек – тихо, но очень связно. Он будто бы даже не рассказывал, а пел, сплетая из слов новые образы. Передо мной начала разворачиваться дорога, будто я сама ее проложила. Тропинка вела прочь из леса, ставшего моим домом, куда-то вдаль между холмами. Я вдруг подумала, как здорово было бы шагать по ней, не думая ни о чем. На ногах старые кроссовки, за плечами – холщовая котомка. Много ли мне на самом деле нужно? Вот только куда идти и зачем? Мозг услужливо подсказал: ведь есть проблема, которую я сама решить не могу. А вдруг где-то далеко-далеко, за семью холмами, за семью морями, найдется еще один путь на Ту Сторону, отыщется мой потерянный…
Стоп! Боль обожгла так внезапно, что помогла мне скинуть наваждение. Бадюля все еще наговаривал что-то – тихонько и распевно:
– За семь морей ходил я, за семь холмов. Котомка за плечами, хлебца чутка, да и все, много ли мне надо. А водица – она везде есть…
– В КАРАКУМАХ НЕТ!
Все подняли головы и уставились на меня, щурясь и моргая. Как будто в темной комнате внезапно включили свет.
– Я говорю, в пустыне Каракум и в Сахаре воды вообще нет, так что не ври! – пояснила я.
Моих надо было срочно вытягивать из этого наваждения. Парень-то, оказывается, был не так прост!
– Да кто же ты такой? – спросила я еще раз.
– Странник я, – ответил новенький. Брожу вот себе по свету. Ежели кого встречаю, с собой зову – вместе веселее.
– Понятно.
Я засмотрелась в светлые, будто пылью подернутые глаза и все поняла. Какой-то дух странствий, похоже. Не знаю, есть ли такие, но мне один вот достался.
– Слушай, Бадюля, давай договоримся. Ты тут кончай проповедовать, а то сманишь мне весь народ. Если хочешь уходить – уходи сам, один, понял?
– Понял, – ответил он спокойно.
Моя команда начинала потихоньку отходить от его песнопений. Все шевелились, отряхивались. Бадюля тоже встал и пошел к ручью, сухой и длинной фигуре было как будто тесно здесь. Я на секунду почувствовала, как мал наш лагерь и как огромен мир вокруг, но быстренько отмела эту мысль. Хватит уже баловаться. Я – новая Яга, начальник этой долбаной таможни, и мое место тут!
Я влезла ногой в лужу, которая натекла с Баламута, и чертыхнулась, не подумав. Кроссовок опять промок…
***
В моих давних воспоминаниях в подворотне было мокро и холодно. Ботинки промокли насквозь, но меня это абсолютно не заботило. Я тогда поймал себя на мысли, что за пятнадцать лет все-таки привык к новой судьбе и почти бессмертному телу, пару раз даже от тяжелых ран спасался… Яга спасала. А уж о простудах и подавно не вспоминал. Я пил живую воду и ощущал себя лет на 25 или немного моложе.
Настёна вышла, наконец, из подъезда. Она была у друзей. В ярких окнах на первом этаже мелькали тени, слышалась музыка. Я ждал ее. Хотел проводить до дома, мало ли что.