-- Фу, Сяпа, - строго сказал Михаил, - нельзя. Иди на свое место.
Собачка была миниатюрная, с короткой шерсткой, палевого цвета. Она жалобно повизгивала и мелко дрожала.
-- Да ты совсем замерзла, малышка, - сказала Люба и, сняв с головы шаль, укутала её собачонку, потом подумала, расстегнула шубу и посадила туда животное. - Вот теперь ты согреешься. Тетя Люба - женщина горячая.
Песик пригрелся и перестал дрожать. Только влажный носик торчал из густого меха шубы. Они поехали от старого парка к многоэтажным домам. На площади, возле огромной елки, украшенной электрическими гирляндами, им перегородила дорогу веселая разгулявшаяся толпа. Люба осторожно высадила песика, оставив его в теплой шали, и выпорхнула из машины, крикнув:
-- Я их сейчас быстренько уведу. А ты поезжай. А то уже времени много. Пока доберешься до дома!
Но Мишка и не подумал этого сделать. Он поставил машину в стороне, вышел и хохотал, глядя на хоровод, который отплясывал возле стоящей на площади елки. Хоровод построила Люба. Вот люди весело побежали по кругу, распевая во все горло любимую детскую песню.
В лесу родилась елочка,
В лесу она росла.
Зимой и летом стройная,
Зеленая была....
Михаил хоть и мерз в тонких модных ботиночках, но быстро внедрился туда же, схватив руку Любаши. Все пели:
Трусишка зайка серенький
Под елочкой скакал...
Любаша разорвала руки и поскакала зайчиком у елки, руками изображая длинные уши. Длинные полы шубы расстегнулись и подметали утоптанный снег. Скакал зайчиком и Михаил. Ему стало беспричинно весело. Следом поскакали и остальные. А вот уже и сердитый волк пробежался вокруг елочки. Но всех превзошла лошадка мохноногая. Люба пошла крупным аллюром, насколько позволял ей рост и шуба.
-- Иго-го-го, - громко прозвенел её звонкий голос.
-- Иго-го-го, - подхватил мужчина.
Стоящие вокруг зрители хохотали, другие скакали, веселились. А Михаил был просто счастлив. Давно он так по-глупому без всяких мыслей не веселился. В его доме.... Нет! Лучше сейчас не вспоминать, когда так хорошо на душе.
Глянув на это по-прежнему деревенское веселье, хоть город сюда давно наступил, но люди знали друг друга, Михаил вспомнил про ящик шампанского, что был у него в багажнике. Мужчина ускользнул из хоровода и торжественно притащил новогоднее шипучее вино. Как хорошо, что у кого-то нашлись пластмассовые одноразовые стаканчики. Все оживленно загомонили, еще звонче стал смех, шампанское было очень кстати. Раздались новые взрывы - это открывались бутылки.
-- Мишка, не пей, - крикнула Люба. - Ты за рулем. Обязательно какой-нибудь гаишник выйдет на дорогу денежки собирать! Не откупишься.
-- В новогоднюю ночь простят! - откликнулся мужчина.
-- Ну смотри сам. Это на кого нарвешься!
А на кого бы ни нарвался! Сегодня Михаил будут веселиться. Это новогодняя ночь. Проблемы после будет решать. Днем! А с шампанским все теплее замерзшим промокшим ногам в модных ботинках.
Уговорив шампанское, погомонив немного, сплясав еще один хоровод, толпа стала расходиться.
-- Любка, откуда такого мужика взяла? - прозвенел веселый девичий голос.
-- Дед-Мороз привел, - озорно крикнула женщина. - Сказал, пользуйся, Люба. Это тебе новогодний подарочек.
-- Жених что ли?
-- Нет, брат, - хохотала женщина.
Михаил понял её. Когда-то так Люба называла его в институте. Братишка. А он именовал сестренкой.
Наконец люди стали расходиться. Сдалась и Люба. Она подошла к машине, в которой уже сидел Михаил, озабоченно спросила:
-- Ну и как ты теперь поедешь? Шампанского ведь выпил много. Я видела. Все видела! Зачем пил?
Мужчина вышел из машины, распахнул дверцу перед Любашей. Ноги тут же охватил холод. Мороз крепчал. Михаил невольно стал дрожать.
-- Я к сестренке хочу в гости напроситься, - засмеялся он, приплясывая от холода. - Пустишь?
-- Ладно, идем, - тряхнула головой женщина. - Холодно ведь. И я промокшая. Снег-то так и не вытряхнула из валенок. Растаял. А шаль моя у твоей Сяпы. Как бы мне не заболеть? - озабоченно произнесла Люба. - А ладно, я сейчас дома стопочку коньяка махну во имя здоровья и за исполнение желаний.
-- А какое у тебя желание? - игриво спросил Мишка, он уже давно замерз, а ночевать ему сегодня было негде. - Может, я помогу? И даже скоро!
Люба с интересом глянула на него. Ведь знает, что Кешка умер. Мишка всегда пользовался успехом у женщин, был любвеобильный. А Любу пропустил свое время. Для неё он оставался другом, братом. "Значит так, - решила женщина, - скажем желание, которого Мишка никогда не исполнит".
-- Хочу увидеть солнечное затмение.
-- Что ж, - невозмутимо сказал Михаил. - Так как здесь не все от меня зависит, то придется немного подождать. Но я обещаю тебе - рано ли, поздно ли, но исполню твое желание. Как только астрономы объявят на нашей планете, так сразу и исполню...
-- А я так понимаю, должна спросить, какое у тебя желание? - поддержала игривый разговор женщина. - И тоже постараться выполнить. Говори, но в пределах разумного. Я не обладаю твоими средствами и возможностями.
Михаил подумал: " А мне бы как у Маяковского: хочется на ночь что-то теплое, женское". Но вслух Любе такого сказать не посмел.
-- У меня все просто, Любаш, с желанием. Думаю, где мне согреться и высохнуть? Ботинки промокли полностью.
-- У вас вроде был построен громадный дом в этих местах, верст пять от нашего пригорода. В Соткино. У тебя там еще тетушка жила в тех местах. Кешка так говорил мне.
-- Этот дом не мой, - ответил мужчина, распахивая дверку машины. - Это дом тестя. А тесть за границей. С женой я поругался. Так что туда мне нельзя.
-- А тетушка? Тетя Лиза? - спросила Люба, усаживаясь в салон, подбирая длинные полы шубы.
-- Я не могу туда пойти. Во-первых, Лиза уехала на несколько дней, во-вторых, я виноват перед ней. Очень виноват, еще со свадьбы. Ты ведь знаешь!
-- Знаю, что дурак ты, Мишка. Лиза давно тебя простила. Она чудесная, добрая женщина. Я её недавно видела. Но у тебя вроде в Соткино еще деревянный дом остался от родителей. У тебя же мать там жила.
-- Дом есть. Но там очень холодно. Я днем туда заезжал. Всю зиму он не топился. Да и оказывается, что одно стекло выбито. Отопление давно полетело, не стал делать, хотел новый построить... Свой. Для себя... Словом, признаюсь тебе, Любаша, после ссоры с женой я гол как сокол, ничего нет у меня. Я беден, как церковная мышь. Одна машина осталась. Но если я на ночь свой BMV куда-нибудь не загоню, то лишусь и его.
-- Думаешь, угонят?
-- Могут, - вздохнул Мишка. - А BMV - это мой дом, моя крепость в последние два дня. Я живу в машине. Что смотришь удивленно? Сбежал я от жены.
-- Бросил все-таки свою Криску? - удивилась Люба.
-- Бросил, - покаянно ответил мужчина.
Женщина неожиданно засмеялась:
-- Долго ты терпел. Мы с Элкой и Вероникой спорили перед твоей свадьбой, те утверждали, особенно Элка, что тебя хватит на месяц только.
-- А ты?
-- Что я? - не поняла женщина.
-- Ты сколько лет моей семейной жизни пророчила?
-- Я думала подольше, года на два.
-- А я задержался на семь лет. С хвостиком. Словом, пока был нужен, меня держали. Я дела вел совместно с тестем, с Годеоновым Родионом Прокопьевичем. Неплохой мужик. Но он сейчас отдыхает уже два месяца с очередной любовницей неизвестно на каких Канарах. Хозяйки, Криста и её матушка, на меня все в благородном гневе, и с одобрения деда Эдуарда и дядюшки Герасима, настоящего хозяина "Империи", меня выставили без всего, - объяснял Михаил. - Формально, все принадлежит старому Эдуарду. Он по бумагам владелец всех магазинов, но командует парадом Герасим. Контролирует все денежные средства. Но машину я купил на свое имя и свои деньги. Я же все-таки тоже работал эти годы. Но, думаю, про машину Криска еще вспомнит, и её придется отдать, Герасим заставит. Родня Кристы крепко держит свое имущество. Вот только Сяпка моя беспородная никому не нужна. Поэтому её со мной тоже выставили.
В голосе мужчины неожиданно прозвучала горечь. Люба не поняла, чем это вызвано. Неужели он так любит свою собачонку? Или обида на жену? Надо было думать, когда женился. Всем было ясно, это брак по расчету. Женщина взяла дрожащее животное на руки.