— Это их первенец?
— Да.
— Что ж, тогда понятно. Родители никогда не могут быть излишне осторожны в отношении своих детей, особенно, если они богаты.
— Хамфри — мультимиллионеры.
— Начальник полиции говорил мне, что на острове Нэр живут богачи. Помню одно дело о похищении, которое расследовал несколько лет назад...
— Разве вы — полицейский офицер, мистер Квин?
— Был, — сказал он. — В Нью-Йорке. Но меня уволили в отставку.
— В отставку? Вас? В вашем возрасте?
— А сколько, вы думаете, мне лет? — воззрился он на нее.
— Лет пятьдесят пять?
— Ну, это вы говорите просто так.
— Я никогда ничего не говорю «просто так».
— Что ж, процитирую вам параграф 434-а тире 21, пункт «с» Административного кодекса города Нью-Йорка, — мрачно сказал он. — Там говорится буквально следующее: «Ни один из сотрудников полицейских сил, за исключением полицейских хирургов... » и так далее... «достигший возраста 63 лет, не может продолжать службу в полиции и должен быть уволен в отставку с зачислением на пенсию». — Он выложил все это одним духом и затем добавил: — Видите, я выучил это наизусть.
— Шестьдесят три... — Скептическое выражение появилось на ее лице.
— Исполнилось в последний день моего рождения.
— Никогда бы не поверила, — покачала она головой.
Послышался пронзительный плач.
Няня кинулась к коляске, и он последовал за ней. Он не мог не заметить, как округлы ее бедра, молоды плечи, красивы ноги.
Оказалось, что ребенок просто заплакал во сне.
— Скоро он проснется и будет просить есть, — нежно проговорила няня, поправляя полог. — Вы гостите здесь вместе с женой?
— Я — вдовец почти столько лет, сколько вам от роду, мисс Шервуд.
— Вы — душка! В январе мне исполнится пятьдесят. Вот уже двадцать пять лет, как я имею диплом медсестры.
— О, вы, должно быть, очень опытная медсестра! А разве ребенок болен?
— Боже мой, нет! Это здоровущий маленький поросенок!..
Именно таким он и был. У него были пухлые ручки и ножки, крепкая грудка и розовые щечки. Он спал, закрыв ручками голову, в смешной позе самозащиты и беспомощности; его шелковистые бровки были сдвинуты, словно он хмурился. Ричард Квин подумал: он выглядит, как... как... Но не смог найти нужного слова. Для выражения некоторых чувств не существует слов. Он был удивлен, что эти чувства все еще владеют им.
— Миссис Хамфри... Она так беспокоится за ребенка, что не хочет доверить его обыкновенной няне, — продолжала Джесси Шервуд. — А я почти все эти годы была педиатрической сестрой в родильном отделении. Обычно я не соглашаюсь на такую работу, как эта — совершенно здоровый ребенок! Я могла бы ухаживать за кем-нибудь, кто действительно нуждается в моей помощи. Но в последние годы я переутомилась и решила отдохнуть. А мистер Хамфри так щедр...
Она внезапно замолчала. Почему она говорит все это совершенно постороннему, незнакомому человеку?
— И вы никогда не были замужем? — как бы между прочим спросил Квин.
Выражение ее лица изменилось.
— Была помолвлена. Во время войны.
Глаза ее сузились, но на этот раз не от улыбки.
— Он был врач. Его убили в Нормандии.
Старик кивнул. Он стоял рядом с ней над коляской, глядя сквозь полог на спящего ребенка.
«О чем ты думаешь? — сказал он себе. — Энергичная, привлекательная женщина... А ты? Высушенный старый глупец».
Он принялся застегивать куртку.
— Не могу выразить, как мне было приятно собеседовать с вами, мисс Шервуд.
— Уже уходите?
— Да, мне пора, Бекки... — я хочу сказать: миссис Перл — будет нервничать, если я опоздаю к ленчу. Она пытается нарастить немного мяса на моих костях.
— Не понимаю, зачем? — удивилась Джесси Шервуд. — Мне кажется, вы прекрасно сложены...
— Для человека моего возраста? — Он улыбнулся. — Надеюсь, мы еще встретимся.
— Да, — сказала она, понизив голос. — Я не знаю здесь ни одной живой души. По четвергам я просто с ума схожу. Это мой выходной...
— Я понимаю вас, — просто сказал он. Улыбка застыла у него на лице. — Что ж, до свидания, мисс Шервуд. Еще раз спасибо.
— До свидания, — ответила Джесси.
... Он даже не помахал ей на прощание рукой, когда катер отошел от пристани.
Четвертое июля пришлось на понедельник и стало одним из самых шумных празднований Дня независимости, которые когда-либо знала медсестра Шервуд. Несмотря на запрет, фейерверки вспыхивали, свистели, шипели и пронзительно завывали в небе над островом Нэр весь день и вечер напролет, отчего маленький Майкл все время капризничал. Его настроение передалось всем обитателям дома. Миссис Хамфри заламывала руки и не находила себе места; миссис Шарбедо, повариха, пережарила телятину и яростно переругивалась с миссис Ленихэн, экономкой. Миссис Ленихэн придиралась к Розе Хили, горничной верхнего этажа, и унижала Марию Томкинс, горничную нижнего этажа. Даже старый садовник Столлингс, невозмутимейший из людей, грозился расквасить нос шоферу Генри Каллэму, если тот будет осаживать машину на газон.