Сухим смехом шелестели камыши, трясущимися руками Настя выпутывала лохматую шапку из цепкой хватки ветвей. От порыва ветра, или собственной злой волей сухая ветка хлестнула её по лицу. «Слабеешь? Сдаёшься?»
- Нет! Ни за что не сдамся! Где вы, где? Выйдите, покажитесь!
«А не испугаешься?»
- Когда видишь страшное, оно уже не так страшно.
Просто дерево… Просто чёрное сухое дерево… Тополь или кипарис? Царства смерти ей ли бояться, отважившейся на безумный путь…
«Ты схоронишь здесь веру свою, свет свой, свою жизнь… Слишком велика для тебя эта земля, что в нашей власти… И ты - ты тоже теперь в нашей власти…»
- Я должна… Должна найти его… Он ведь подобен вам… Молчаливый, сухой, непостижимый… У него зелёные глаза, как ваша коварная бездна. У него имя - как скрытый в земле камень, как руда… Вам страшнее меня уже не напугать… Он не сдался, и я не сдамся. Он тоже во ад сошёл - и вернулся оттуда…
Рассвет застал Настю у озерка, покрытого сейчас тёмным неверным льдом, в который вмёрзли полощущиеся ветви ив. Сколько она уже прошла? Конца пути не было видно, на горизонте были всё те же сопки, всё те же чахлые неопрятные кусты и мёртвые остовы деревьев. Да и самого пути не увидеть сейчас…Вымотала её эта ночь так сильно, что уже без всяких колебаний она опустилась прямо в густую сухую траву, крупными колтунами торчащую из-под снега. Конь потоптался - и лёг с нею рядом, так и уснула она, греясь о его тёплый бок. Под шорохи, шёпоты, потрескивания, тихие всплески и гортанные крики, гулко разносившиеся где-то вдалеке - ничто сейчас уже не могло побеспокоить, лишить её сна. всем страхам, кошмарам и морокам придётся подождать…
Сон был недолог - нетерпеливый четвероногий провожатый завозился, больше не уснулось и ей. Спасибо, что постерёг её сон… Даже не замёрзла почти, клубочком под тёплым боком… Ну, где она, палка? После ночи кошмарных видений болото уже и не страшным казалось. Болото как болото… Как не всю жизнь она идёт по нему, может, и родилась из одной из этих мохнатых кочек. Солнце как раз в зените, могла б спросонья не сразу сориентироваться, куда идти, но ложась, благоразумно все ориентиры запомнила. Это не как в лесу - вот сто сосен и все одинаковые, как сказочное богатырское воинство, все с прямыми кирпичными стволами, с кронами, теряющимися в вышине. Болото - оно всегда разное… Оно и в одном и том же месте каждую минуту разное может быть, особенно ночью. А ещё ложилась головой туда, куда идти. Да, к западу, по солнцу. Туда, куда смотреть ей. За солнцем…
Перекатилась через голову солнечная горошина. Спешит к закату, спешит к весне… Не очень спеши, солнышко, ещё немного задержись! Хоть очень, очень хочется твоего тепла, сурова была зима, до смерти надоели завывания вьюги, сугробы у калитки по пояс, и в четыре часа пополудни в комнате уже темно… Но задержи весну, не торопись, успеешь ещё согреть землю, пробудить от зимней спячки. Дай Каму-реку перейти…
Здесь не понесёшься вскачь. Здесь медленным, ужасно медленным шагом приходится идти, выверяя каждый шаг. Болото не любит торопливых. Торопливые лежат в глубокой трясине, где неизвестно, есть ли дно, тянут по ночам костлявые руки к отчаянным путникам, зазывают их на разные голоса, смеются сухим камышиным смехом. Если б были у человека крылья… Хоть ненадолго были…
Ненадолго приседала она отдохнуть. Ноги гудели, но не сиделось, подскакивала, хваталась за палку судорожно, со злой обречённостью, словно приговорённая к ней, без любви с нею обвенчанная. Да, болят ноги, и спину ломит, и неподъёмно тяжелы набравшиеся воды и сбитые льдом валенки - вот уж хуже обувь она не могла для болота взять, да не было другой… Потом отдохнёт, на той стороне. Да, там она отдохнёт! Прямо так сядет и вытянет ноги, пригласит и Мужика сесть рядом, привалится к его тёплому боку. Съест большой кусок мяса - честно, когда заслужит… Сейчас нельзя. Надо собраться. Пока она будет отдыхать, солнце минута за минутой, капля по капле, будет подтачивать речной лёд… Если б только меньше шатало с недосыпу и усталости, если б меньше гудели ноги, или уж что ли вовсе не чувствовались, механически их переставлять…
Снова плавилось о край земли алое солнце, когда Настя вышла наконец к реке.
Комментарий к Весна 1919. За солнцем
География точна ровно так, как возможно при максимальном увеличении карты. Есть и сознательные допущения - один из притоков реки, которая непонятно, как в целом называется, притоки её - Сусанна, Еремиха, Малая Еремиха - назначена рекой Чертовкой. Самовольно поименованы болота - они не подписаны, придумана река Закаменная - возможно, такая существует, название местечка намекает… Если случатся в читателях пермяки - прошу прощения за вольности.
========== Весна 1919. Среди людей ==========
Тёплое марево качнулось, проступили очертания реального мира. Тепло, да. На её так взгляд, здесь очень тепло. Славно намёрзлась она за дорогу…
- Всё прочитали?
- Да.
- А поняли? Перескажите своими словами, как поняли.
Это сложным не было. И цели, и задачи ей ещё Роза подробно объясняла. А голод, взорванные железнодорожные пути и разорённые эшелоны, проявления бандитского произвола она и сама по дороге видела. И неужели можно думать, что это бы её равнодушной оставило?
- Мне вот один вопрос не очень понятен… Непременно ли нужно быть членом партии. Я так поняла, для рядовых бойцов это не непременно. Но если нужно - то вступлю…
- Что значит - «если нужно»?!
- Сами понимаете, думаю. Начнут спрашивать о происхождении, о семье - я легенду-то свою назубок знаю, не сложная она… А ну как проверять начнут? До сих пор не было это никому в интерес - хорошо… Потом, прибыла-то я с белогвардейской территории. Будет ли доверие? Чем меньшему количеству человек врать - тем лучше…
- Это смотря, Анастасия Николаевна, в чём врать.
Поморщилась.
- Не называйте вы меня так, бога ради. Вдруг мимо двери кто пройдёт, услышит? Это вы понимаете и я понимаю, что я скрываю не потому, что стыжусь или тем более не потому, что исподтишка вредить хочу, а тому, кто не знает, легко ли поверить, что происходящий из самых что ни на есть эксплуататорских верхов с ними в одном строю идти хочет? Здесь хотя бы ваша воля решает, а вы - знаете…
- Во-первых, Анастасия, не единственно моя воля. Хотя для рядовых бойцов действительно это практически так, но до сих пор беспартийных, тем более, как вы выразились, из самых эксплуататорских верхов, среди них не очень-то было. Поэтому можно сказать, что их выбирал не лично я. Их выбирал народ, партия… Во-вторых - почему же вы видите недостаточно оснований для вступления в партию и достаточно - сюда? Обычно бывает скорее наоборот. И в том, что я вас пойму, вы, значит, уверены?
- Вам я свои мотивы объяснить могу. Честно, не скрывая, кто я такая, и почему я это скрываю. Я и им всем тоже могла б сказать - что нет никакой важности, кем я там родилась, из них многие тоже не из простых, однако ж им это не помешало. А теперь у нас бесклассовое общество ведь, и я такая же, как все, и ничем не владею, и никого не угнетаю. Но ведь не могу я именно так сказать, раз нельзя говорить, что я жива вообще. Но говорят ведь - волк линяет, да нрава не меняет, забыв о том, что собаки у людей из прирученных когда-то диких появились… Сказывали мне о собаках, которые с волками уходили, сказывали и о волках, волчатами подобранных и выращенных - они горды и своенравны, но вернее друга не найти, потому что если выбрал он человека, то своей волей выбрал. Скажете, совсем не ожидали такого, когда выводок волчат из-под огня выносили?
- Значит, вы хотите доказать, заслужить доверие?
- Это тоже. В бездействии, в тихом-мирном каком-то месте я этого не докажу. Детей учить или в больнице за больными ходить - это и такая может, кто всё происходящее ненавидит, да как-то вот пережить-переждать надо, и жить, опять же, на что-то надо, сами во сне видят либо чтоб закончилось всё это поскорее, по-старому стало, либо чтоб уехать отсюда, и только случай подворачивается - такие легко начинают на контрреволюцию работать, хотя бы листовки всякие таскать. Ну, это вы, думаю, получше моего знаете. Я среди них быть не хочу.