Когда выбралась под утро из вагона на окраине Москвы, очень хорошо поняла тех путешественников, которые, сходя на берег, землю целовали. Именно это и хотелось делать - целовать грязный синюшный лёд у железнодорожных путей…
Чуть не сцапали её тогда, несколько часов отсиживалась в закоулках складов. Прятаться тоже хорошо научилась…
Стращали же её, что в лесу, в болотах заблудится. А заблудилась она в Москве, в людной столице, по-настоящему заблудилась. Настоящее отчаянье действительно бывает в конце пути. Вот когда не решишься присесть где-нибудь, тем более прилечь - вдруг прицепится кто. Вот когда чувствуешь оторванность, отрезанность - люди кругом, жизнь кругом, цивилизация… но не купишь поесть, не наймёшь экипаж. Не на что. Вот когда начинаешь скучать по молчаливым соснам - карты Москвы-то у неё нет. И не думалось ей, что тут какие-то сложности могут быть. Люди, когда она просила подсказать, как пройти к Лубянке, смотрели на неё как-то странно…
Только тогда поняла, что спала, когда начала просыпаться. Когда смутные образы лесов, болот, бесконечных диких полустанков были отогнаны шумом, голосами, и шелест камыша по берегу уральской речушки оформился в человеческую речь…
Первую ошибку Настя совершила, когда выползла из-за ширмы - ну не проснулась до конца, не сообразила, что голос звучал не в телефонном разговоре, в живом. Вся нестройная компания, столпившаяся сейчас возле стола, обернулась и уставилась на неё в некотором шоке, кто-то даже рот отворил. В этот момент Настя совершила вторую ошибку - она покраснела.
- Доброе утро, Анастасия Марковна, - вообще-то, конечно, уже не настолько утро было, к полудню ближе, но внутренние её часы за это путешествие совсем разболтались, - да, кстати, товарищи, позвольте представить вам новую сотрудницу, Малиновскую Анастасию.
Смысл фразы это Настя уже после осознала, когда отмучилась угрызениями совести, что проснулась так поздно, когда нормальные люди уже вовсю работают - верно, будить её совершенно не спешили, молясь даже, чтоб проспала подольше, может, за это время найдётся, куда её благовидно девать, и верно, не нашлось, так что придётся принять. Новая сотрудница… Не только то, что добралась наконец до Москвы, ей не приснилось, наяву было… Первым делом восхитилась, до чего ровно и невозмутимо это было сказано. Словно в самый раз для новой сотрудницы появляться помятой и растрёпанной из-за ширмы, где стоит кровать. Потом, конечно, она поняла, что какая-то неловкость могла б быть, если б речь шла о каком-то другом человеке. Есть такие люди, которые не то что вне пересудов, а просто не пристанет к ним, как нечто совершенно далёкое от их свойств.
- Благодарю, все свободны… Кроме вас, Айвар. Поручаю новую сотрудницу вашим заботам. Введёте в курс дела… проводите в столовую, в частности…
Айвар обернулся к Насте, это время ковырявшей ногой пол, в попытке почесать ступню. Лет не больше тридцати, голубоглазый, русый. Латыш или литовец, верно. Высокий - она ему по грудь где-то, плечистый, настоящий богатырь. Протянул руку, Настя пожала её, стараясь покрепче - ну да руки у неё за жизнь в посёлке стали очень сильными, хотя слабыми и раньше не были.
- Айвар Вылкхаст.
И голос у него приятный, с таким напевным выговором. В общем, расположение почувствовала сразу. Приятный человек. Чем-то похож на могучую уральскую сосну, с ровным, как столб, высоким стволом, с густой, непроницаемой кроной.
- Настя Малиновская… очень приятно, - что вообще говорить полагается, конечно, не знала, и старалась виду не подавать, как стушевалась.
- Да, в самом деле, Айвар, сводите девушку позавтракать, я тем временем подготовлю приказ… В вашу ночную операцию Анастасия Марковна идёт с вами, разъясните ей всё в подробностях.
- Феликс Эдмундович, - Настя почувствовала, что горят даже уши, - а одежда моя где? Я её вечером у кровати оставляла, как и сказали…
- Распорядился сжечь. Извините, но одежды я там не усмотрел. Пока оденете вот это, - он кивнул на стоящий у стены стул, - размер может не подойти, но на первое время… Следовало бы, конечно, первым делом сводить вас в баню, но времени на это сейчас нет совершенно.
С этой охапкой Настя нырнула снова за ширму. Смущение оставляло понемногу - после всего, что было, и со стыдом уже другие отношения становятся, вскоре она, наверное, и наготы б не постеснялась. Ну, чего такого, на что там смотреть, на выпирающие, после долгого очень своеобразного питания, ребра и лопатки?
Ничего, всё впору оказалось. Форма кадетская, все нашивки спешно спороты, пуговицы, правда, тоже надобно перешить, ну, это уж она сама потом… Вот кожанке рукава, с великим трудом, закатать придётся. Настя слушала, как хрустит новенькая кожа, принюхивалась. Не так чтоб греет она, наверное, в это ещё очень холодное время, но её будет греть…
Что такое портянки, Настя, конечно, знала, а вот наматывать их, понятное дело, не умела, как-то не учили этому. Айвар, ничуть не смущаясь, усадил её на стул, обмотал одну ногу, взялся и за вторую, но тут она ему не позволила, справилась и сама. Позже ей нашли трофейный японский мундир, японцы мелкие как раз, немного переделали - и сгодилось. В этих двух комплектах она и ходила в основном.
Комментарий к Весна 1919. Среди людей
Подозреваю, вот здесь лажи много. На документальность-историчность, конечно, претензий и не было, но всё же. Увы, не удалось найти, существовал ли уже именно этот железнодорожный путь.
Слова коми языка:
Узьны - ночевать
Вёв - конь
Аддзыны - найти
Туй - дорога
========== Весна 1919. Причастие ==========
До чего же вкусной была каша, как говорил дед - ум отъешь. А всего-то в воду немного сухого молока и растительного масла добавили, как потом узнала. Айвар ей ещё хлеба два куска взял.
Разговорились как-то очень легко, первое время Насте сложно было - будет расспрашивать, что отвечать? Ни о каких редакциях её анкеты они ж не договаривались, времени не нашлось. Врать-то легко, когда тебе потом этого человека едва ли встретить, а не тогда, когда бок о бок работать. Но Айвар оказался не шибко любопытен, сказал просто, что на Урале тоже бывал, только не в её, конечно, краях. Больше интереса проявил к происходящему в Перми, Губахе, Соликамске, чем к ней самой. Это тоже очень понравилось. Интерес к её персоне Настю раздражал теперь чаще, чем радовал. Тут во всей стране вон что происходит, а вам позарез знать, с какого горя девка в такой дальний путь тронулась, или проще тут говорить - умом. Очень скоро перешли на «ты» - «не надо мне выкать, я тут один, меня не двое». Сам, правда, несколько раз снова на «вы» сбивался, но вскоре нормально пошло.
- Значит, надо тебе ещё жильё найти… В ближайшей округе, наверное, расхватали уже всё, но где-нибудь да койко-место найдётся…
- Койко-место?
- Ну… это…
Да, не знает Настя таких терминов. А вот само понятие, пожалуй, уже знает.
- Да мне много надо-то? Как в сказке, сама на лавку, а хвостик под лавку. Вещей-то у меня никаких нету…
- Тут главное, чтоб с соседями повезло. Мне вот повезло… В общем, найдём тебе тоже что-нибудь хорошее такое. А вообще, может, и неплохо б, конечно, если б ты ещё немного тут поторчала, кровать позанимала…
- Чем же хорошо-то это?
Айвар ответил тихо:
- Может быть, он тогда б хоть чаще домой ходил, отсыпаться… Мы тут вообще эту кровать ненавидим, если честно. Тихо вынести б куда-нибудь, но мечтать не вредно…
Переместились в кабинет, там в закутке за шкафом стоял у Айвара не то рабочий стол, не то подставка под кипы бумаг. За стенкой-шкафом бешено стрекотала печатная машинка, под диктовку высокого, худощавого парня с рукой на перевязи, за другим столом смертельно усталый, по виду, ровесник Айвара, зябко кутаясь в шинель, пытался вникнуть в то, что пытались до него донести перекрикивающие друг друга тётки. Пока, судя по всему, безуспешно.