Чуть позже подошли Зося с Ясем - пропустить день рождения Тосека Ясь никак не мог, конечно, но связанные с подарком хлопоты его изрядно задержали. Подарок он в квартиру втащил сам, своим видом явно опровергая утверждения, что только муравей способен переносить вес, превышающий его собственный. Лилия Богумиловна смотрела на коробку, оклеенную раскрашенной бумагой и украшенную здоровенным бантом, с откровенной опаской - в коробке что-то шумело…
- Если вы его убьёте, я даже пойму, - шепнула Софья Сигизмундовна, - я имею в виду, Яся. Он, - она кивнула на коробку, - не виноват, в общем-то.
- Он?!
Алексей с замиранием сердца снял с коробки крышку, щедро продырявленную в нескольких местах. На дне сидел коричневого окраса щенок и таращил на собравшихся большие испуганные глаза. Но что это был за щенок… Помесь борзой и мастифа или ещё чего-то такого, «научно несовместимого», как выразился Аполлон Аристархович, он был нескладен и откровенно страшен.
- Откуда он такой…
- История долгая, запутанная. Забрёл в один склад, слонялся там, перепугал всех до смерти… Какой разор навёл - неописуемо. Хотели пристрелить, потом решили сначала показать диво дивное - одному, другому… В общем, по итогам статью за вредительство с животного сняли…
- Это же собака… - Алексей зачарованно гладил щенка по огромным висячим ушам, загребая его морду в ладони и не отводя глаз, - и это мне? Моя собственная, замечательная, чудесная собака… Какое чудо…
- Ещё бы, - с гордостью кивнул Ясь, - себе бы оставил, но к моему дню рождения он опоздал, зато к твоему как раз вовремя успел!
Именинник осторожно, дрожа от неверия в происходящее, вытащил щенка из коробки, прижал к себе. Щенок с готовностью принялся облизывать ему лицо.
- Всё, издохли в муках мои мечты о спокойной старости, - прошептала Лилия Богумиловна, - а уж Мурыса как обрадуется…
“Главную” кошку Ицхака и Леви называла Мурысой она одна, ну ещё за ней иногда Анна, официальное имя кошки было Госпожа Царапка, Гроза Пернатых, по факту, понятно, звали кошку кто как, чаще просто Кошкой.
- Думаю, Антон достаточно взрослый, чтобы завести собаку, - так же шёпотом возразил ей Аполлон Аристархович, - парню 15 лет исполнилось.
- Я его буду учить командам, гулять с ним…
- Дай погладить-то! Ууу, какой зубастый! - Ицхак восхищённо попробовал пальцем белоснежный клык, щенок моментально переключился на облизывание его руки.
- Он прелестный! - заключила и Лизанька, хотя её эстетическое чувство, казалось бы, предполагало иное.
Постепенно собрание перебазировалось в комнату Алексея, где щенку сразу найдены были коврик, миска и даже какая-то старая игрушка для точки зубов. Ошейник у пса уже был - Ясь сам соорудил из старого ремня, проколупав шилом несколько дополнительных дырок, а вот поводка пока не было. Поэтому с первой прогулкой пришлось повременить.
- Ну и ладно, - пробормотала Лилия Богумиловна вполне миролюбивым уже тоном, - пусть пока здесь освоится. Хватит потрясений пока с мальца, из грязи же, считай, в князи… Я покопаюсь ещё, вроде, что-то такое у меня в антресолях было…
Подарок, принесённый самой Зосей, был куда приземлённее и практичнее - новый костюм на осень.
- Сообщай мне, если вы в чём-то будете особенно нуждаться, - тихо проговорила она, отведя Алексея в сторону, - я знаю, что Аполлон Аристархович сам не попросит помощи, лучше взвалит на себя ещё какую-нибудь дополнительную работу, и Анну к тому же приучает. Это похвально, но конкретно он не в том возрасте уже, чтобы брать на себя столько, да и ему лучше б было побольше быть с вами.
- Да у нас вроде бы… всё есть, - пробормотал Алексей, - сейчас много кому куда похуже живётся. Ну, Франциску, конечно, много что нужно, он же растёт. А у нас с Ицхаком всё есть, многое от Леви осталось. Много вообще человеку для жизни надо? Ну, много… но об этом речь не идёт. А Аполлон Аристархович - вы ведь знаете, он и нас не послушает. То есть, послушает, но сделает всё равно по-своему.
- Знаю. Но ведь дело не только в том, что он воспитывает не родных детей, а приёмных сирот, а ещё в том, что работа с вами имеет большое значение для науки. Поэтому ему нужно помогать.
А потом прибежал «народ» - Ванька и ребята, и стали зазывать гулять - погода как раз выдалась немилосердно хорошая, дома в такие дни сидеть совершенно невозможно. Аполлон Аристархович был того же мнения, но сопровождать «детвору» не мог - ему как раз надо было убегать на неотложную встречу, Леви категорично заявил, что Миреле должна идти - насидится с ним ещё, когда они будут мужем и женой, и вообще он должен использовать время вынужденного возлежания в постели для подготовки к грядущей учёбе. Алексей, прекрасно помнивший себя в таком состоянии, сомневался, что тут учёба может пойти на ум, но не возражать же тут - он тоже рад был вытащить Миреле, которая и так ввиду сразу двух недугов не могла пожаловаться на обилие впечатлений. Миреле спорила отчаянно, но Анна заявила, что присмотреть если что за Леви сможет и она одна, ей всё равно за сегодня нужно подготовить большой материал для завтрашней работы, да и прибраться, если все хоть на время выметутся из дома, неизмеримо легче. В глазах Лилии Богумиловны светилась лёгкая обречённость - она особо не верила, что ей удастся сладить с этаким отрядом, если Миреле и Катарина, может быть, и будут идти чинно с нею под ручку, то мальчишек она уже достаточно знает. Но очень кстати за Лизанькой зашла мать - зашла, услышала идею и нашла, что домой можно не торопиться так уж сильно, почему бы хороший день и не провести на свежем воздухе, заодно помочь бабушке Лиле приглядеть за разновозрастной компанией. Так же рассудила и Софья Сигизмундовна. Сама она по очереди с бабушкой Лилей и Катариной несла на руках Франциска, они же, плюс Лизанька с матерью, окружали Миреле. Алексея «брали в кольцо» остальные. Бабушка Лиля ворчала, конечно, что из прохожих-то да, никто ему вреда не причинит, да и не надо - сами толкаются так, что того и гляди жди беды, но кто б её слушал. Когда у тебя день рождения и тебе исполнилось 15 лет, и ты, конечно, не мог бы поклясться (у косяка отметки не ставил давно), но по ощущениям - стал выше аж на голову, рукава старых рубашек стали коротковаты, да и в плечах уже тесновато - просто не хочется, чтобы хоть что-то омрачало настроение. Несколько оно, правда, омрачилось, когда кто-то предложил идти к Ходынке. В самом деле, что же такого? И поныне место массовых гуляний, выставок, ярмарок, имеющее не только печальную славу, которой лет больше, чем ему. Это неправильно, если б имело значение только произошедшее здесь в 1896 году, это правильно, что люди… ну, не то чтоб забывают, но покрывают трагические страницы новыми, хотя бы нейтральными, если не радостными. Что жизнь продолжается и память держит не только плохое… Но неправильно б было и если б забыли, ещё более неправильно. И для него это место - символ начала конца, вечный упрёк всё ещё оплакиваемым теням родных. Кто-то вспомнит. Кто-то расскажет - не ему, так тем, кто ещё здесь не местные… Кто-то да пошлёт очередное проклятье - за которое ему не оправдаться, да и невозможно. Не защитить, не оправдать, тайна его связывает, а смерть - вообще как остывающая лава, запечатлевает некоторые вещи в навеки неизменяемом, неисправимом виде. Он, конечно, быстро взял себя в руки, и заметила это только Катарина.