Ицхаку было неловко задерживать работающего человека, но тётка, кажется, и сама была рада поболтать.
- Бабка ещё тоже, говорит раз: ты, мол, у меня кофту украла… Вот номер-то, а! Сроду чужого не брала, да и начёрта б мне твоя кофта была, ты тоща, как щепь, мне кофта твоя на руку едва налезет… И не видала я никогда сроду кофты этой, чтоб с цветочками и камушками, не сдавала она такую никогда… Ну, тут я и обижаться, конечно, не стала - старый человек, уже позавчерашний день за вчерашний принимает, сама, небось, куда эту кофту засунула, а то может, и нет той кофты давно, может, она лет тому десять уж как молью съедена… Ну, а после она и не вспомнила больше про ту кофту ни разу - то ли нашла, то ли совсем забыла про неё… В другой раз уж не помню, что помянула-то я такого, про газеты какие, что ли, она говорит так гордо: моя, мол, дочка стихи пишет, её в таком-то журнале печатали! Ну, мне-то что, пишет да и пишет… Эко достоинство, вот если б она руками чаво делала, порты там матери стирала - так оно б ещё уважение… А стихами - оно чаво, сыт не будешь, это кому делать нечего… Ну чаво, готово? Ну, пошла я…
Алексей углубился в чтение, пока Ицхак мерил шагами комнату. Лизанька писала в своей обычной манере, в какой и говорила.
«Здравствуйте, любезные и уважаемые Антон и Исаак! Очень сожалею, что приходится вот так писать вам, и стыжусь этого дерзкого и недостойного, конечно, поступка, но я близка к крайней степени отчаянья, и выслушав меня, я надеюсь, вы извините меня. Нам срочнейше необходимо увидеться! Я умоляю только не думать, будто я совсем утратила девичий стыд, но в этом отчаянном положении мне попросту не к кому более обратиться! На балкон меня более не пускают, уговорить пустить меня гулять нечего и думать, как и прежде, и даже более, и я не знаю, каким образом мне с вами увидеться, может быть, вы что-нибудь придумаете. Я очень надеюсь, что вы что-нибудь сможете придумать, как нам можно будет увидеться, при встрече я смогу объяснить вам больше, нежели сейчас в письме, и сможете придумать, как мне быть. Только умоляю, если в ваших намереньях будет что-нибудь предпринять, а то может быть, вы решите, что это девичий вздор и что я со своей недостойной и дерзкой просьбой не стою вашего внимания, но если всё же моё несчастье сколько-нибудь трогает вас - умоляю, поторопитесь! Ибо я даже не знаю точно, когда это может произойти, но может быть, уже через неделю меня не будет здесь, и думать о том мне совсем не хочется, потому что тогда кажется, что и смерть была бы лучше… Заклинаю вас оставить в тайне моё письмо и никому не открывать его содержания, потому что если оно дойдёт до маменьки, то боюсь, будет настолько худо, что хуже и некуда вовсе…»
Подпись была едва втиснута в конце листа - с размером его Лизанька, конечно, не рассчитала.
- Да уж, не разглашать содержание… а в чём содержание-то, кроме того, что она просит увидеться и что она в отчаянье? Это и в строку бы уместилось…
- Женщина, Антон, пишет не словами, а между строк. Да и в словах, если поглядишь, есть главное, важнейшее зерно - она говорит, что через неделю её может здесь не быть. Они собираются уехать куда-то! Интересно, куда. В монастырь, что ли, решили всем бабьим населением податься… А она, видимо, уезжать ну совершенно не хочет. Чего это вдруг? Хоть из дома бы выбралась наконец.
Алексей посмотрел на друга укоризненно.
- Вот недавно ж говорил - чего б им не уехать тогда туда, где не так страшно? Накаркал… Ну и, ведь она чего-то боится! Может быть, и не отъезда, тут выводы делать рано, но может быть, и в самом деле при встрече больше скажет…
- Боится она - это у них семейное… Нет, мне и самому что-то в этой истории крепко не нравится. Сидели-сидели, вдруг сорвались куда-то… Если уж она не радуется и не прыгает до потолка, что наконец куда-то едет, то тому причины должны быть. Но что придумать-то, в самом деле…
- Будто мы можем им помешать, если они захотят уехать!
- Нет, это-то конечно…
- Да и увидеть её как? Из дома её не пускают, на балкон теперь тоже, не в кармашке же так же от прачки нам к ней пробираться…
- Ну вот это я как раз придумал… Сиди, короче говоря, жди, две головы хорошо, а чем больше, тем лучше.
Мигом оделся и убежал, даже не застегнувшись.
- Давно кто-то не простывал, - покачала вслед головой бабушка Лиля.
Через полчаса маленькая комнатка Алексея была полна - не повернуться. У большинства ребятишек как раз уроки закончились, так что пришли не только Ванька и Шурка, а все их друзья. Алексей смотрел и удивлялся, как меняет Шурку простенькое платье, с улыбкой вспоминал, с каким удивлением вообще узнал, что Шурка девчонка. Ну да, имя ведь и мужское, и женское…
- В общем, так, я думаю - главное выяснить, которое окно от её комнаты.
- Ну, одно уже известно - выходит оно во двор, раз говорила она, что из окна часто смотрела, как на лужайке собачки играют. Кроме её, конечно, и ещё какие-то окна выходят, может, и тёти Аси этой зловещей…
- Это не проблема, - махнул рукой Ванька, - ну, ошибёмся - так перезавесимся… Если даже так и выпадет, что как раз в этот момент эта самая тётя Ася будет в окно глядеть - ну покажем ей жест какой неприличный, она, авось, в оборок упадёт и подольше в нём валяться будет.
- Погодите, вы чего придумали?
- Так с верёвки же в окошко к ней подобраться! Ну а чего, верёвка у меня есть крепкая очень, взрослого выдерживает - это факт проверенный, да думаю, она б и слона выдержала…
- А как забрасывать-то будете? Кошку ж это надо…
- Куда забрасывать? Зачем? А, ты думал, чудак, мы с земли? Мы с крыши же! К трубе привяжем, ну и… Чего там, делов…
Алексею не показалось, что делов. Крыша хоть с невысоким скатом, но покатая ведь. А сейчас на ней наледь. Убиться ж совсем ничего не стоит… Смелости замысла Ваньки и Ицхака оставалось только поражаться.
- Ну, значит, чтоб дело в долгий ящик не откладывать, на сию ночь и спланируем, - хлопнула по коленке Шурка, - чем раньше узнаем от неё, в чём там дело, тем скорее решим, что там дальше делаем. Теперь вопрос - кто пойти может?
- Я могу, - тут же отозвался Ицхак.
- Думаешь, доктор и бабушка Лиля отпустят? - с сомнением покачал головой Алексей.
- Доктора и бабушку я беру на себя. Не волнуйся, я иду, и ты тоже.
- Куда ему-то, - замахал руками Матюша, - с крыши сверзится - костей не соберёт…
Шурка посмотрела на него, как на дурачка.
- Так на крышу нам всем и не обязательно. С чердака вылезать же будем. Полезем мы с Ванькой, я страховать буду, Ванька свесится. Уж на Ваньку-то ты не думаешь, что он сверзится?
Ну, такое и думать было смешно.
- Ну вот, значит, порешили. Мы её вытащим, на чердак втянем, а там уж… там уж видно, чего, тикать или как… Второй вопрос - она ж там, дома, в этой своей ночнушечке, поди, будет. Надобно что-то тёплое захватить.
- Дедову шубу принесу, - отозвался Матюша, - она медвежья. Худая сейчас-то уже, но всё равно тёплая. Ну а там на ноги - посмотрю, чего…
Вот так всё сложилось, спланировалось удивительно легко и быстро, Алексей только глазами хлопал - не сон ли это вообще. Каким таким образом Ицхак уболтал бабушку Лилю и доктора - неизвестно, но они успокоились заверением, что на крышу их воспитанники не полезут.
- Ну, это-то я соврал, - прошептал Ицхак, когда они лезли по рассохшейся, но крепкой лестнице, Алексей впереди с фонарём, он следом, готовый его подхватить ну или смягчить падение, - потому что ты-то, конечно, на чердаке посидишь, а я-то на крышу полезу.
- Что? Зачем?
- Затем, что как бы Ванька ни хорохорился, что лучше его это никому не сделать, а уж придётся как-то мне, пусть уж научит… Потому как сам подумай, увидит она кого-то чужого за окном - что, пойдёт к чужому? Завизжит, поднимет весь дом, тогда точно пиши пропало… Я ей, конечно, сказал, чтоб к окну подходила почаще, но это я на случай, думал, дать знак…
Алексей нащупал крышку хода и откинул её - к счастью, не закрывался чердак уже давно, с тех пор, как ещё в 16м жандармы, то ли по чьему-то глупому доносу, то ли с собственных пьяных глаз, решили, что на чердаке кто-то регулярно прячется, да ещё и подаёт ночью сигналы фонариком, и вышибли замок с мясом. Никого на чердаке, конечно, не оказалось, только соседская кошка, охотящаяся на голубей - видно, она-то и шумела, а фонарик оказался кусочком кровельной жести, очень удачно нависающим над слуховым окном и отражающим свет из окон соседнего дома. Но замок так никто и не починил.
Чердак у дома был большой, хороший. И крыша ни в одном месте не худа, сухо. Пыльно, конечно, да голубиный помёт всюду. Ребята уже были все в сборе, только их ждали. Ванька сразу сказал, что он сам себе хозяин, когда куда хочет, так и ходит, Шурка обещала, что для святого-то дела дед её отпустит, ну а Матюша просто обещал удрать. Удивительно, что так же был и Колька, у него-то вроде как родители строгие…