Выбрать главу

- Я не знаю…

- А какие-то хоть доказательства он привёл вообще, что не врёт?

- Ну, он сказал, что он его сослуживец и тайно прибыл в Москву, чтобы вывезти его семью…

- Только вас, значит?

Девочка смутилась.

- Ну да. То есть, потом, наверное, и бабушку и остальных заберём, а пока только нас, всех сразу-то сложно вывезти…

- Так, всё ясно, - тряхнул головой Ванька, - попались твои родичи со своим-то недоверием ко всем вокруг, как кур в ощип.

- Что тебе ясно-то? Мне вот, например, не ясно ничего.

- Да то, что это мошенники. Прознали, что дед тово, дуба дал - он из всех хоть мужчина был и житейски соображал что-то, а остальные глупые перепуганные курицы, ну и пришли, значит, со сказочкой… Собирай, мол, всё самое ценное и с нами поехали. Отберёт это всё по дороге и пристукнет… да даже и не пристукнет, чего там с бабы и детей сопротивленье?

- Похоже на правду, - кивнула Шурка.

- Ой, что вы, быть того не может! Маменька сказала, он истинно благородный человек, князь!

- Князь на побегушках, съезди, привези мою семью, а главное - шкатулку с драгоценностями, ну…

- А вдруг и правда папаша её живой?

- Ну и что ж ты советуешь, отпустить, что ли, их к колчаковцам?

- А ну и пусть бы дули к Колчаку своему, раз он им так любезен!

- Не, ну так нельзя! Я считаю, тут уж надо Антонова батю известить. Это уж его епархия.

Алексей снова поклялся, что всё же улучит момент и объяснит ребятам это своё невольное лукавство. Сколько раз уж хотел, да всё момент был неподходящий.

- Не, это лучше не торопиться. Может ведь, тут и нет ничего такого. Сами разберёмся. Нечего занятого человека почём зря дёргать, сами сознательные, сами разберёмся. Разберёмся же, товарищи? И тем более, они ж не прямо завтра уезжают, может, новые сведенья появятся, может, мать Лизанькина сама передумает.

- Вот что, - Ицхак поднял палец, - первое, что мне нужно, Лизанька - это чтобы ты нам дала знать, когда уезжать соберётесь, хоть тем же способом, через прачку, хоть каким. Да хоть в окошко письмо кинь, заверни только во что-нибудь…

- Мы-то во дворе завсегда, - кивнул Колька, - когда не в школе, конечно.

- Ах, как хотела бы я тоже в школу! Так невыносимо одиноко почти без всякого общения…

- А второе - опиши мне как можно подробнее отца твоего, как помнишь. И как звали, и какой он из себя, и привычки, повадки…

- Что ты задумал?

- Увидите. Вы лучше скажите сразу, кто со мной в деле?

- Ну, про меня-то ты знаешь, - вспыхнул Алексей.

- Да все в деле, - за всех сказал Ванька, но никто не возразил, - или ты сомневался?

Если Лизанька и была разочарована, что возвращают её обратно в её всё-таки изрядно выхоложенную комнату, а не сбегает она со своими прекрасными рыцарями, из которых, к стыду, пока не решилась бы выбрать достойнейшего, то в то же время и успокоена была, ибо так сразу решиться на такое серьёзное действие она всё же не могла. Равно и постылой, и родной и желанной была маленькая комнатка, где столько предавалась она мечтам над книгой или сидя у окна. Тут же хотелось ей зажечь свет и схватить дневник, но боялась разбудить мамочку или тётю Асю, хотелось и выпить горячего чаю, согреться и успокоиться, но и этого было нельзя. Может быть, она после рискованной этой прогулки заболеет, и тогда мамочка откажется ехать? За стенкой кто-то завозился, Лизанька моментально нырнула в постель, и только рукой книжку под матрасом нащупала, вспоминая любимые моменты из романа…

Тут всё было ещё серьёзнее и рискованнее - потому что Ицхак прекрасно понимал, а Алексей тем более, что попустительство старших имеет пределы. На такое дело они их нипочем не отпустят. Поэтому с вечера было прослежено, чтобы одежда висела так, чтоб удобно было её взять, и ботинки у самой двери были, про дверь Ицхак сказал, что сам запрёт, чего, конечно, не сделал. Ну, прямо скажем, риск, да. Но кто ж меньше чем даже за ночь к ним залезет… Да и вообще какой дурак, говорил Ицхак, полезет в квартиру, если обычно нормальные люди ночью дома запирают, кто догадается-то, что в сей раз не так? Короче говоря, можно б было, конечно, и через окно, но зачем ребят лишними трудностями нагружать, если и так можно? Правда, вот если их поймают - то труба…

Не поймали. Выйдя из подъезда на тёмную, уже по-зимнему холодную улицу, Алексей испытал в первые минуты истинно мистический страх. Никогда он ещё не был на улице так поздно. В редких окнах ещё горел свет, и редкие прохожие торопились по тихим, замершим, замёрзшим улицам домой. Где-то далеко, кажется, цокали копыта припозднившегося экипажа, но в основном только вой ветра, гоняющего по мостовой снежную крупу, оттенял тишину. Словно вымерло всё… Словно говорило: и тебе здесь не место, не в этот час…

Ицхак, впрочем, не дал ему долго проникаться настроением нелюдимой, исключающей всё живое зимней ночи, и потянул за собой уже известным маршрутом.

- Ну прямо ж как по писанному… Встречу назначил у парка… Да ещё в такой-то час. Для тайны, конечно, куда уж там… И даром что Лизанька зашмыгала, да и Артурчик не очень здоров - дело, мол, отлагательств не терпит, и всё тут. Что там по часам-то? Вроде вовремя мы… О, вон, наверное, и они. Ну а больше, наверное, и кому, в такой час и в такую холодину даже ворьё дома сидит, кроме самого вон нахального… Так, ты вон за ту будку зайди, а я пойду…

Экипаж, стоящий у входа в парк, был без извозчика, стало быть, за извозчика собирается быть сам. Уже открыл дверцу, да потянулся за чемоданчиком, стоящим у ног женщины, к которой жмётся маленькая фигурка Лизаньки. Ветер не доносит голосов, видно только, что женщина о чём-то причитает, размахивая руками. Как хорошо, что Лизаньке удалось расслышать имя таинственного посланца - Александр Александрович…

Ицхак бодрой размашистой походкой направился к маленькой группке, уже было собравшейся садиться в экипаж.

- Ночи доброй, Александр Александрович, ночи доброй, Евлампия Тихоновна! Как хорошо, что успел вас застать!

- Ты кто ещё такой? - мужчина лет тридцати, представительной, действительно, наружности, был, кажется, в изрядном замешательстве.

- Да почти и никто, Александр Александрович, а послал меня ваш друг Владимир Борисович, с тем что самолично изыскал возможность в Москву приехать и сейчас свою супругу с детьми совсем в другом месте ждёт. Чуть-чуть накладочка не вышла! Но вы ж не расстраиваетесь, думаю? Самолично ведь поприветствовать друга и сослуживца не откажетесь!

- Тебя послал Владимир Борисович? Что ты врёшь!

- Володя здесь? - захлопала глазами, совсем как дочь, худая женщина, зябко кутающаяся в осеннее пальто.

- А то кто же? Тот самый! Может, Владимиров Борисовичей и много, но такой-то один! Таких роскошных усов, наверное, во всей Москве не найдёшь, а уж такой выговор у него - благородный, окающий, ровно у батюшки… Да чего ж мы стоим-то, Владимир Борисович, небось, и так заждался, уж скоро четыре года, как семью не видел, а вы знаете, небось, что ждать да терпеть не в его натуре…

Александр Александрович нагнулся, будто бы взять саквояж Евлампии Тихоновны, а сам вдруг резко схватил чемоданчик, и намеревался, видимо, припустить бегом, да на развороте натолкнулся на выскочившего тут же из-за будки Алексея. Отшвырнул его, как котёнка - Алексей отлетел обратно к будке, звёзды из глаз посыпались, но момент был упущен - со спины, как кошка, набросился и повис Ицхак, из кустов выскочили сидевшие там же в засаде ребята, Шурка уже зычным голосом призывала дружинников…

- Уж простите, Евлампия Тихоновна, что пришлось на такой обман пойти, - Ицхак виновато покачал головой, - я, конечно, ровно не больше вашего о судьбе вашего мужа знаю. Но если б мы не вывели этого мошенника на чистую воду, вам бы сейчас совсем туго пришлось. Лишились бы последних средств к существованию, а то и самой жизни. Понимаете, если б и вправду он благородным человеком был, то на мои слова удивился бы, как это так его друг сначала его послал, а потом сам поехал и даже не известил его никак, а если б и уличил меня во лжи, то сделал бы это с возмущением и достоинством… Но в том и дело, что сам он о судьбе вашего мужа не знал ничего. Только и выяснил, по разговорам каким-нибудь вашим же и вашей родни с какими-нибудь знакомыми, как его звали да что он на войне пропал. И испугался, надо думать, что и вправду вживую он самолично заявился, тогда б крепко ему, конечно, досталось… А усы у него, кстати, фальшивые, я их в свалке-то отодрал, без усов он уже не такой представительный.