Игуменья, впрочем, заминки собеседницы поняла по-своему.
- Дитя, ты говоришь как будто решительно, но в то же время я вижу в тебе сильное колебание. Между тем ты понимаешь, что такое решение - серьёзное, его нельзя потом отменить. Как единожды избранного мужа ты не можешь потом оставить, покуда Господь не призовёт одного из вас к себе, так и обет Господу - супружество духовное - соблюдать предстоит до самой смерти. Быть может, это воля матушки твоей, но ты чувствуешь, что ты не вполне согласна с этой волей?
Что сказала бы Аделаида Васильевна об этом её решении? А она узнает, когда Ольга, после этой вот разведки боем, объявит о нём. Может быть, вздохнёт с облегчением, что больше не придётся делить кров и нести ответ, как за родную, за чужую девушку. А может быть, кто знает, очень расстроена будет… Ведь кажется, о своём решении дать приют скрывающейся неведомо от кого незнакомке, продиктованном, быть может, минутной жалостливостью, она не пожалела покуда… Как с дочерью, делилась с нею размышлениями и воспоминаниями о юности, как от дочери, принимала помощь и заботу…
- Часто бывает, что воля Божья является нам через родительскую волю. Порой мы не можем принять её сразу, подчиниться ей не через силу, а с любовью и благодарностью. Но Господь устроит всё наилучшим образом. Молись о ниспослании вразумления и благодати Божьей, только решение, принимаемое с ясным и спокойным сердцем, угодно Господу.
- Вы полагаете, стало быть, матушка, что мне не нужно быть монахиней?
- Этого я не говорила, я не знаю этого, а знает только Господь. Не стоит бояться и печалиться, решение посвятить себя Богу не требуется от тебя сиюминутно и одномоментно, ты должна бы знать, что долгий период испытания предшествует принятию пострига. И если ты не уверена в своём решении, у тебя есть время, чтобы в молитве и размышлении найти верный путь. Быть может, путь твой - в супружестве и чадородии, в заботе о мирной и спокойной старости твоей матушки. Воспитаешь детей в любви и послушании, научая жизни богоугодной и скромной, сопроводишь заботой и участием последние дни матушки своей, а затем и супруга, которого пошлёт тебе Господь, и вдовицей придёшь в святую обитель. Если, конечно, - тут матушка Мария тяжко вздохнула, глубокие морщины печали прочертили её лоб, - будет, куда приходить… Не самое лёгкое время ты выбрала для избрания такого пути, хотя может быть, такое-то время более всего для духовного подвига подобает… Ты сама, думаю, успела заметить, в каком состоянии находится ныне обитель.
- Я не много успела заметить за время своего пути, - вежливо отозвалась Ольга, не полагая, что её суждения будут тут уместны.
- Обитель наша… теперь не совсем уже наша. Новая власть реквизировала у нас, почитай, всё, что могла. Трапезную заняли, теперь совместных трапез мы лишены. Кладбище и школу отняли в веденье города. Хозяйственные корпуса, прачечную, скотные постройки - всё забрали. В больнице обустроили госпиталь для солдат, квартиры отданы семьям работников да расквартированных здесь частей. Сёстры вынуждены обслуживать раненых, бельё им стирать, да более того - жить бок о бок с мирянами, видеть каждодневно служебную, семейную их жизнь, участвовать в их делах - легко ли в таких условиях жить согласно данным обетам, соблюдая тихость и чистоту помыслов, уделяя положенное время и трудам, и молитвенному бдению, и духовным чтениям, и службам церковным? От мирской суеты уставшие сюда шли, и мирская суета их здесь нашла. Нет более уединенья, мирской искус с нами денно и нощно. Многие сёстры колеблются, помышляя решиться на перевод в другую обитель, которой подобные преобразования ещё не коснулись, если не повсеместно творится то же богоборческое дело, только любовь к обители сей и сёстрам своим во Христе удерживает их, не позволяя покинуть в такую тяжёлую годину тех, кто здесь останется.
Да, подумала Ольга, это возможно себе представить, каково для молодых ещё, недавно начавших свой монашеский путь сестёр видеть каждый день молодых мужчин, многие из которых красивы и неженаты, слышать бытовые перебранки супругов и детский смех, быть невольными свидетельницами разговоров и деяний, от духовной жизни далёких… А многие из пришедших сюда не то что люди сугубо мирской жизни, но и взглядов атеистических… Здесь тебе и праздные разговоры, и пересуды, и споры и ссоры, и смех, и богохульство… Разве найдёт она здесь то, что искала?
И в этот момент словно проснулась она.
- Матушка, да какое же спасение бывает без искушений? Сами ведь говорите мне, что испытать нужно себя, прежде чем стезю монашескую избрать, что быть может, путь мой в миру, в жизни семейной может быть, а что же здесь? Говорили ведь и святые отцы, что мирской подвиг превыше подвига монашеского, потому что труднее в миру удержаться от искушений и божьих заповедей не забывать, да при том страх божий и правильные устремленья в домашних своих, в детей своих вложить. А святых отшельников как искушали? Не солдаты да жёны с детьми, блудницы в откровенных одеждах и сам дьявол с кознями своими являлись им, и дарами соблазняли, и муками грозили, а крепки они были в вере! Неужели так мало верите в чистоту и крепость душевную своих сестёр? Христос не пил ли и ел с мытарями и грешниками, не входил ли в дома фарисеев? И неужто в самом деле добра монастырского вам жаль? Христос не велел ли не стяжать сокровищ на земле, и от просящего не отвращаться, не велел ли быть слугой для других? И что вы против людей этих имеете? Не отняли они, не ваше это, Господь даёт, он и отнимает, труд ваш почётный, да ведь и они трудятся, а праведен ли выходит их труд - то нам ли судить? Даже если кто и оскорбил вас и что худое или непотребное при вас сказал - не подобает ли христианину с кроткой улыбкой всякое гонение встречать, и по утраченному не сожалеть? Не то ли должно вас заботить, какой вы пример им являете - отчуждения, будто брезгуете ими, одни чада божьи другими чадами божьими…
С лёгким сердцем шла Ольга обратно, и будто бы даже ветер стих, не жёг лицо, не затруднял шагов. Стыдно, конечно, стыдно ей было, что так дерзко говорила с матушкой настоятельницей, да только правды, того, что на сердце было, не могла не сказать. Вера христова, старание о жизни богоугодной не на теле и вокруг тела должны быть, а в сердце. Истинный христианин и на шумном торжище с молитвенного настроя не собьётся. Но то уж правда, видать - оскудела в людях вера…
Придя домой, горячо поприветствовала она названную мать и дядюшку, почувствовав вдруг в сердце прилив необычайной любви к ним, так что ком к горлу подступил и она не могла вымолвить ни слова, ничего сказать о том, где была и какие думы её обуревали тогда и теперь, поднялась к себе в комнату и ночь молилась - и об упокоении души Андрея и бедного своего отца, и о здравии приёмной матери и брата её, и о сёстрах и матери, о судьбах которых не знала, так же и о слугах, и о всех родственниках, и друзьях, и знакомых, и о стражниках и солдатах, и обо всей земле русской, горячо, со слезами, с земными поклонами, такой сильный молитвенный жар в себе чувствуя, и такую беспредельную любовь ко всему сущему, и такую ясность долга и пути. Только на два часа перед рассветом забылась, но проснулась бодрой и принялась за домашние дела. В самом деле, эгоизмом и предательством была эта мысль уйти, за стенами от мира затвориться, боль свою лелеять, за словами о спасении пустоту душевную прятать. Скромной и богоугодной жизнью и в миру можно жить - да, труднее это стократ, но на то она боль свою по потере своей, как меч на орало, перекуёт, любовь к Богу через любовь и заботу о ближних выражая. Жить ей теперь, по потере единственного её возлюбленного, в девстве до конца своих дней, а прибавив к тому пост, молитвы и духовное чтение, да труд на благо ближних, то же монашество на дому получит. Договорилась с Алёной, что та может пойти работать, а она взамен займётся домашней работой и заботой о хозяевах - было и желание у неё в госпиталь пойти, благо дело сестринское помнила она ещё хорошо, но было невмочно сейчас эту обитель посещать, встретить, быть может, матушку или келейницу её, перед которыми не сдержала, а сдержать должна была, дерзкие, недостойные попрёки. Права ли она или нет, а не её дело обличать. И хоть выход этот радовал её, но и тяжесть на сердце оставалась. Чувствовала, что вроде бы верный путь нашла, да чего-то в нём всё же недоставало.
Помощь пришла, откуда и не ждала. С отбытием и гибелью Андрея в прежнем виде собраний их задушевных уже не бывало, однако привычка человеческая сильна, и забегали к ним в гости друзья Андрея, и бывало, подолгу засиживались, развлекая стариков и её, затворницу, разговорами. Один раз зашёл и Леонид. Говорил с Фёдором Васильевичем о делах конторы своей - в то Ольга слишком не вслушивалась - а потом обратился вдруг к ней.