– Я понимаю ваши сомнения, правда, но вы должны мне верить. Это лечение может излечить и излечит вас, но только если вы позволите.
– Верить вам? – Руки начинают дрожать. Я сжимаю ткань юбки, чтобы унять дрожь. – Как я могу вам доверять, если вы мне солгали?
– Солгал?
– Вы такой же, как Уомак, такой же, как все они.
Он хмурится, постукивая ручкой по блокноту.
– Вы сказали, что мне можно выйти наружу. Вы обещали.
– И вас не выпустили?
Я отрицательно качаю головой.
На его челюсти дергается мускул.
– Тогда завтра вы выйдете на прогулку, даже если там будет лить как из ведра, даже если мне самому придется вывести вас! Даю слово.
Он встает. И собирается уйти.
– У меня были братья. – Слова сами вырываются изо рта. – Три брата, их больше нет.
– Нет?
– Они мертвы.
Он хмурится и делает шаг ко мне.
– Вы уверены?
Я пожимаю плечами.
– Мне казалось, это только кошмар, но… – Я трясу головой. – Думаю, это настоящее воспоминание.
Он садится на стул, скрещивает руки на груди.
– Расскажите мне.
– Я вспомнила… птичье пение. – Звучит глупо. Лицу становится жарко, и шерстяное платье колет под мышками. – Было холодно и… кто-то звонил в колокол.
Он подается вперед.
– Колокол, говорите?
– Да, он все время звонит. – Ведь правда? Сейчас я не слышу его, и мне не хочется, чтобы он считал меня сумасшедшей, иначе я никогда не выберусь отсюда. – То есть я хочу сказать, там был колокол, в той церкви. И все.
Диамант кивает.
– Ваши братья умерли вместе?
– Да. – Я вижу их. Все трое лежат в ряд, их кожа холодная и липкая, когда я целую их в лоб.
– Можете вспомнить, как они умерли?
Как же холодны эти мальчики, прямо как лед – белый и неподвижный.
– Мод?
– Я не помню.
Его лицо бледнеет. Он думает, это я их убила. Надеюсь, он не прав.
– Я уже здорова? – Пальцы еще сильнее сжимают подол, зарываются в грубую и жесткую ткань, ее прикосновение успокаивает.
– А вы сами чувствуете себя здоровой? – Он пристально и с любопытством смотрит на меня.
– Да. – Я выдерживаю его взгляд и напоминаю себе, что нельзя прятать глаза, нельзя нервничать.
– Вряд ли причина такой тяжелой болезни так просто даст о себе знать. Обычно такие воспоминания погребены слишком глубоко, чтобы их можно было пробудить по щелчку пальцев.
– Так значит, есть что-то еще?
– Боюсь, что да.
Значит, это еще не все, есть что-то хуже смерти моих братьев. Гораздо хуже.
– Расскажите мне о своем отце, – просит он.
– Я не… – Но я помню. Я и правда помню. – Он мертв, как и моя мать. – Пытаюсь засмеяться, но смех застревает в горле и что-то жжет глаза. – Он умер от инфлюэнцы, когда мне было двенадцать. Моя мать умерла при родах. Я отняла у нее жизнь, не успев сделать и вдоха.
Он подается ко мне и тихо произносит:
– Вашей вины в этом нет, Мод. Не вы решали, приходить в этот мир или нет. – Его мягкий голос должен меня утешить, но словами правды не изменишь.
– Смерть следует за мной, – возражаю я. – Она всегда следовала за мной. Я проклята, Диамант, и даже ваш гипноз не спасет меня.
Он трясет головой.
– Нет, вы не прокляты. Я вообще не верю в проклятия.
– Но я проклята! – Как же грубо звучит мой голос, будто это Диамант виноват в том, что их не стало, а не я. Воспоминания о похоронах, зияющей пустоте и давящем чувстве вины захлестывают меня. Неужели он правда думает, что способен избавить меня от этого ужаса при помощи блестящего колечка?
Его ручка замирает над блокнотом.
– Что вы можете рассказать о братьях?
– О моих братьях? – Почва один за другим проглатывает три гроба, от каждого из них поднимается торфяной запах чернозема. – Они мертвы. Кроме них, у меня не было никого.
Диамант кивает и ждет, ждет, пока я наконец не выдерживаю.
– Они были старше меня. – Кулаки сжимаются сами собой, изо всех сил – до боли. – Я родилась по ошибке, никто меня не планировал. – Слова вырываются так внезапно, громоздятся друг на друга. – И эта ошибка стоила моей матери жизни.
– Ваши братья, Мод, помните их имена?
– Конечно. Сэм. Сэм был старшим, и потом… потом… – Я знаю их имена. Должна знать.
– Сэм и…
Нет. Их нет. Я ищу, стараюсь найти братьев в своей памяти, их имена, лица, но их нет. Мой взгляд утыкается в колени, в сложенные на них руки, которые кажутся мне чужими, настолько они бледны, и болезненны, и не принадлежат мне.
– Память вернется, – говорит Диамант мягким голосом. – Вы не потеряли ее, Мод. Ничто не потеряно.
О, но ведь он не прав – я уже потеряна. И как же давно я потеряна, как же давно…
Глава 9