— Ты сделаешь кое-что для меня? — спрашиваю тихо.
— Все, что угодно. — Горячее дыхание на моей шее заставляет меня повернуть к нему голову, побуждая посмотреть на меня. Он появляется из своего укрытия, зеленые глаза смотрят на меня. — Чего ты хочешь, детка?
— Не мог бы ты, пожалуйста, устоять против разговора с Патриком о Микаэле?
Готовлюсь к отказу. Мне удалось держать его подальше от моего босса, но Патрик и Ирен прибудут позже на вечерний прием, и я не уверена, что Джесси сможет сдержаться. В деле с Микаэлем все было спокойно, и мне разрешили работать, даже при постоянных звонках Джесси. Я бы нисколько не удивилась, если бы он был в курсе, что мой датский клиент находится за пределами страны.
— Я согласился не устраивать визит к Патрику, если ты с ним поговоришь. И мне так думается, что ты это не сделала. — Он выжидающе поднимает брови, глядя на меня.
Нет, я этого не сделала, потому что понятия не имею, как к этому подойти. Патрик был достаточно шокирован, услышав, что я выхожу замуж за одного из клиентов вскоре после заключения контракта. Я вряд ли могла добить его тем, что спрыгну с корабля самого важного клиента «Рококо Юнион», клиента, гарантирующего Патрику пенсию — пенсию, которая ему не понадобится, если я расскажу ему новости, потому что тогда он наверняка умрет от шока.
— Дай мне время до понедельника, — умоляю я. — Я поговорю с ним в понедельник.
— До понедельника, — соглашается он, слегка прищурившись. — Ава, я серьезно. У тебя есть время до понедельника, а потом вмешаюсь я.
— Хорошо.
Он слегка хмыкает, а затем снова утыкается мне в шею.
— Понедельник, — снова бормочет он. — И когда я смогу увезти тебя отсюда?
— Я тебя предупреждала, если хочешь так быстро пожениться, то медового месяца не жди какое-то время. Ты согласился, помнишь?
Он поднимает голову и хмуро смотрит на меня.
— И когда же я смогу остаться с женой в полном одиночестве? Когда смогу любить ее?
— Ты всегда меня любишь. Когда я не работаю, я с тобой. И ты пишешь и звонишь мне достаточно часто, так что технически я все равно весь день связана с тобой. — К этому вопросу мне тоже нужно вернуться. Он неумолим.
— Хотелось бы мне, чтобы ты бросила работу, — он надувает губы, а я качаю головой, как делала каждый раз на его предложение. Он пока не требует, но это произойдет, скорее всего, при появлении Микаэля на горизонте. — Стала бы свободной леди, — напирает он.
— Как бы я стала свободной леди, будучи постоянно прикованной к тебе?
Он толкается бедрами в мой пах, заставляя меня резко охнуть.
— Ладно. Тогда будь моей леди для удовольствий. — Он ухмыляется, хитрая задница, и я подозреваю, что на горизонте маячит вразумляющий трах. Мне бы хотелось, чтобы он взял меня жестко. Это было бы приятной переменой после последних нескольких недель нежного Джесси.
— Уорд, ты не возьмешь меня сейчас. Нам нужно спуститься вниз, пока за нами не явилась мама.
Он закатывает глаза и вздыхает.
— Твоя мать — заноза в гребаной заднице.
— Ты сам ее заводишь, — смеюсь я.
Он отодвигается от меня и тянет к краю кровати.
— Ей нужно смириться с тем, у кого власть, — откровенно говорит он, начиная надевать на меня наручники.
Мое веселье возрастает.
— Ты прикасаешься ко мне. Конечно, власть у тебя.
Пытаюсь высвободить руку из его хватки, но лязг металла вскоре говорит мне, что ему уже удалось меня поймать. Смотрю на него снизу вверх. Он плутовато ухмыляется.
— Прости. — Он трясет наши запястья, отчего наручники снова лязгают. — У кого власть?
Я хмуро смотрю на него.
— Сегодня у тебя. — Перекидываю волосы через плечо и поправляю бриллиант.
— Ты ведешь себя очень разумно, — тихо говорит он, наклоняясь и захватывая мой рот. Я держусь за его плечо и впитываю ощущения его усердного языка и тепло большой ладони, прижатой к моей пояснице. — Хммм, — напевает он. — Вы восхитительны на вкус, миссис Уорд. Готова?
Я встряхиваюсь, возвращаясь к жизни.
— Да, — говорю, запыхавшись, и вся разгоряченная.
Взгляд Джесси скользит вниз, к моему животу, и его рука медленно поднимается. Вздрагиваю, когда пальцы легко касаются живота, и он замирает. Не понимаю, почему это произошло. Он не поднимает глаз, просто ждет несколько безмолвных мгновений, затем растопыривает пальцы и с нежностью выводит широкие круги. Мне хочется, чтобы он перестал. Разговора об этом не было, но долго его не избежать. Он, должно быть, почувствовал отсутствие во мне энтузиазма. Эта маленькая ситуация — мое самое большое бремя из всех. Я не хочу ребенка.
Я отстраняюсь, и его рука опускается.
— Пойдем. — Я не могу на него смотреть. Направляюсь к двери, но вскоре останавливаюсь, Джесси не следует за мной, и металл наручников врезается мне в плоть. Я слегка морщусь.
— Ава, мы поговорим об этом? — коротко спрашивает он.
— О чем?
Я не могу этого сделать, не сейчас — не в день своей свадьбы. Мы неделями ходили вокруг, да около, и на этот раз именно я не хочу этого разговора. Понимаю, я в полном отрицании, но с каждым днем это ударяет по мне все сильнее. Я могу быть беременной.
— Ты знаешь, о чем.
Опускаю глаза, не зная, что еще сказать. Время, кажется, замедляется, усиливая неловкое молчание, и когда я слышу, как он переводит дыхание, чтобы начать разговор, хотя я явно не собираюсь этого делать, дверь с грохотом распахивается, и врывается мама. Никогда еще я не была так рада ее видеть.
— Могу я спросить, — начинает она сурово, — почему вы двое просто не сбежали куда-нибудь, чтобы пожениться? У вас внизу гости, ужин уже подан, и я сыта по горло беготней за вами и попытками вас контролировать.
— Мы идем. — Я дергаю за наручники, но Джесси не двигается с места.
— Элизабет, мы придем через несколько минут, — коротко отвечает Джесси.
— Нет, мы идем сейчас, — спорю, молча умоляя его оставить все, как есть. Бросаю на него умоляющий взгляд, и он со вздохом качает головой. — Пожалуйста, — говорю тихо.
Джесси в отчаянии зарывается рукой в волосы, с силой сжимая челюсть. Он недоволен, но смягчается и позволяет мне вытащить его из комнаты. Поверить не могу, что из всех дней он выбрал именно сегодняшний, чтобы настоять на разговоре об этом. День моей свадьбы.
В неловкой тишине мы спускаемся вниз, но мама ничего не замечает. Меня одолевает злость. Почему именно сегодня?
Глава 3
Летняя гостиная невероятна. Намеки на зелень листвы выглядывают из обилия калл, украшающих каждое свободное место. Стулья задрапированы белой органзой с большими зелеными бантами, прикрепленными к спинке, а столы усыпаны листьями папоротника. На столах возвышаются высокие стеклянные вазы, наполненные кристально чистой водой, и высокие каллы.
Простая, сдержанная элегантность.
Выбрав три блюда, без вина, я теребила салфетку и потакала любому, кто желал поговорить. Я делала все, чтобы не смотреть на Джесси. Джон произнес короткую, приятную речь в качестве шафера Джесси. Не было никаких слов об истории их дружбы, никаких упоминаний о дяде Кармайкле или старых добрых деньках. Джон не шутил, хотя, кажется, находил поведение Джесси со мной довольно забавным.
И мой папа. Я близка к слезам, наблюдая, как он сражается ос своими заметками, вспоминая мою юность, давая совет по каждой из моих дерзких черт, а затем продолжает рассказывать о том, как меня поймали на краже сладостей в магазине, и как я съела улики.
Он поднимает бокал и поворачивается к нам.
— Джесси, удачи, — серьезно говорит он, вызывая шквал смеха у всех гостей и широкую улыбку Джесси, который тоже поднимает бокал, затем встает, опуская руку, чтобы не дергать меня за запястье. Папе аплодируют, он садится и допивает неразбавленный виски, а мама с улыбкой потирает его плечо.
Джесси ставит бокал с водой на стол и, повернувшись ко мне, опускается на колени и берет меня за руки. Я выпрямляюсь, быстро осматриваю комнату, отмечая, что все внимание направлено на нас. Почему он не может играть по правилам?