Споркин привлек к делу нескольких своих юристов. Он вытащил из кармана пиджака свой громоздкий, толщиной в несколько сантиметров бумажник и положил его на стол, давая тем самым понять, что работа затянется на всю ночь. Он сознавал важность момента.
— Давайте попробуем сделать так, чтобы получить разрешение президента, — сказал Споркин своим юристам. — Директива президента подстрахует действия ЦРУ и Кейси. Президент своей властью защитит. Это было бы разумным шагом.
Возникшие вопросы были наиболее щепетильными из всех, с которыми ЦРУ когда-либо имело дело: поставки оружия Ливану, заложники, их безопасность, судьба резидента Бакли, находившегося в руках террористов уже 20 месяцев, возможно, все еще живого, а возможно, и нет. Утечку информации об этих делах допустить нельзя. Ранее уже обсуждался вопрос о том, чтобы не ставить об этом в известность комитеты конгресса по разведке. Кейси считал, что именно из комитетов шла информация о директивах президента, сведения о нанесении упреждающих ударов по террористам, о подрыве позиций Каддафи. И об этом деле тоже может просочиться информация, и тогда проведение операции будет осложнено.
Закон, предусматривающий «своевременное» уведомление комитетов по разведке, имел лазейку. В нем предполагалось, хотя эта мысль и не была зафиксирована, что могут возникнуть обстоятельства, когда комитеты не будут уведомляться заранее, хотя президент «должен изложить причины отказа от предварительного уведомления».
Споркин сократил до одной страницы текст директивы, которую должен был подписать президент: «Я даю директору центральной разведки указание — не ставить в известность конгресс Соединенных Штатов… до тех пор, пока я не распоряжусь иначе».
По своей работе в комиссии по ценным бумагам Споркину было известно, что нередко некоторые виды деятельности санкционировались задним числом, если они отвечали проводившейся политике.
Для того чтобы оправдать сотрудников ЦРУ, уже помогавших Норту, Споркин написал: «Этим санкционируются все меры, ранее принятые правительственными служащими США в поддержку этой деятельности».
Кейси с большим трудом соглашался следовать обременительным правительственным процедурам, и президент, несомненно, ощущал, что бюрократия мешает работать. С учетом этого и действовал Споркин. Работу он завершил только поздно вечером. На следующий день Споркин передал проект распоряжения Макмагону, а тот отнес его Кейси, так как не собирался брать всю ответственность на себя. По мнению Кейси, проект являлся примером хорошей работы юриста, героическим актом, который давал президенту возможность воспользоваться своей властью.
Комитеты по разведке доводили Кейси до белого каления. Разногласия с председателем сенатского комитета Дюренбергером достигли своих пределов. Пришло время послать их к черту.
В начале ноября 1983 г. советский гражданин В. Юрченко сбежал от сопровождавшего его сотрудника ЦРУ в одном из ресторанов Джорджтауна и пробился в советское посольство. В Вашингтоне он устроил шумную пресс-конференцию, в ходе которой доказывал, что ЦРУ похитило его в Риме. Он также поведал о своем обеде с Кейси. Дюренбергер и сенатский комитет по разведке подняли вокруг этого дела большой шум, утверждая, что ЦРУ сработало довольно неумело. Почти ежедневно сенаторы выступали в прессе с язвительной критикой в адрес ЦРУ и его директора Кейси.
В результате проработки полученной информации о наличии в ЦРУ советского агента ФБР вышло на Эдварда Ли Ховарда. В 1981 г. в возрасте 29 лет он поступил на работу в ЦРУ. В 1972 г. Ховард с отличием закончил Техасский университет, два года работал в составе корпуса мира в Колумбии. Получил степень магистра в области управления в сапере бизнеса. Подвижной, с хорошими знаниями нескольких иностранных языков, легко завязывающий знакомства, Ховард как нельзя лучше подходил для заграничной работы в ЦРУ. Он хорошо владел личным оружием. Довольно много выпивал. В ЦРУ он рассказал, что употреблял наркотики, как и многие из его поколения, но заверил, что такого пристрастия больше не имеет.