— Они готовят засаду… если вам не удастся удрать, они вас прирежут.
Я передал это сообщение Куате. Он невозмутимо взглянул на меня.
— Не волнуйся, коллега. Осталось совсем немного. Иди собирай пожитки и мотай отсюда. Встретимся на дороге.
Я передал ему выигранные деньги, которые он засунул в карман штанов, и с опаской подошел к своей постели, чтобы собрать немногочисленные вещички. Один из парней подошел ко мне. В молочном свете я едва различал его лицо.
— Пора отсюда мотать, — сказал я, — если только еще не поздно.
— Не бойся, петушок. Тебе ничего не будет. А вот приятелю твоему придется похуже, они сделают из него рубленый бифштекс.
— Тогда и я останусь. Бросить его одного нельзя. Если они хотят драки, что ж, будем драться.
— Какая же тут драка? Избиение, да. Если они не сумеют вас прикончить, прикончит местная полиция. Не будь наивен, здешняя публика не стесняется в средствах.
Я вернулся к Куате. С его губы безвольно свисала приклеившаяся сигарета. Полоска дыма плыла по его щеке вверх до самого глаза, похожая на предвестие жуткого шрама.
— Ты еще здесь, детка? — сказал он мне с улыбкой. — Время рвать когти. Игра стала меня что-то утомлять. Я потерял к ней всякий интерес… Давай беги и ожидай меня возле дороги.
— Тебя же прикончат, Куате.
— Кто? Эта шайка пьяниц? Слабы в коленках. Посмотришь.
Я неохотно поднялся и пошел к двери. Невидимый друг следовал за мной. Мы вышли. Воздух посвежел. Чистый и зеленоватый, он походил на воду в проточном озере. В рассветной мгле таяли звезды. Два лимонных дерева смотрели на нас с противоположной стороны дороги, словно две цыганки, увешанные золотыми монистами. Могучие узловатые ветви ореховых деревьев, казалось, раздирали мглу и сбрасывали ее обрывки на сырую землю.
— Такое славное утро не создано для убийства.
Под одним из деревьев стояла компания бродяг, безмолвная, неподвижная. Сердце у меня екнуло.
— Ну, дружище, до скорого…
— Нет, старик, я провожу тебя до дороги.
— Не надо. Какого черта тебе навлекать на свою голову опасность, да и особой нужды в этом нет.
Мы шли, спотыкаясь о камни и выбоины. Прошли почти рядом с группой бродяг. Они молча смотрели на нас, не двигаясь с места.
— Ждут Куате.
— Я вернусь. Было бы величайшим свинством бросить его одного.
В этот момент раздался оглушительный треск разбитого стекла и деревянных оконных рам. Мы оглянулись на барак. Свет был таким неясным и обманчивым, что различить происшедшее в действительности, да еще с такой молниеносной быстротой, не было решительно никакой возможности. Чья-то тень, подобно разбегающемуся перед взлетом кондору, метнулась в проеме окна; затем крики, топот ног, полная темнота в бараке, погоня, тяжелое дыхание главного впереди, истошные вопли:
— Держи! Вяжи его…
Куате исчез. Я побежал в одном направлении, мой приятель в противоположном. Я мчался по фруктовой плантации, не оглядываясь и не останавливаясь. Ноги увязали в податливой сырой земле. Хлестали ветки, но я продолжал мчаться сломя голову, не зная куда и зачем. Сзади неслись выкрики и ругань. Мне показалось, что прозвучало несколько выстрелов. Впрочем, не настаиваю, быть может, мне это только показалось. Спотыкаясь, я напрягал все свои силы, чтобы отыскать какую-нибудь тропку, которая бы вывела меня на дорогу. Но тут сам черт сломил бы ногу, попробуй разобраться. Прямые бесконечные ряды деревьев маршировали в разные стороны с однообразием воинских частей на строевых учениях. Я не видел ничего, кроме черной земли и окрашенных белой известью стволов да еще медленно тающей темноты. Вдруг я услышал глухой перебор собачьих лап и совсем близкий лай. Я резко повернулся и в отчаянии бросился в первый светлый промежуток между деревьями. Преследуемый свирепым псом, почти хватающим меня за пятки, я домчался до плетня и с ходу перепрыгнул через него. Чья-то заботливая рука румянила предрассветное сизое небо и выплескивала на окружающие холмы золотисто-зеленые блестки. То, что я принимал за чернозем, было на самом деле топким слоем удобрений, раскиданных под миндальными деревьями и налипавших на мои башмаки. Я шел долго, может быть, час, а может, больше. И уже отчаялся отыскать своего приятеля, как вдруг увидел его на обочине дороги недвижно лежащим на спине. Единственное, что отличало его от покойника, это то, что он курил.