В окошке поезда мелькали корабли и трубы; время от времени маленькие самолетики желтыми мухами расчерчивали окно, прежде чем опуститься на морскую гладь. Мне хотелось как можно скорее увидеть Идальго, сказать ему, что надо без промедления, пользуясь отличной формой Гонсалеса, заявить его на один из ближайших заездов.
Мне не пришлось долго искать своего приятеля. Он сам, как гора к Магомету, пришел ко мне. Чтобы повстречать кого-нибудь из наших «братьев во бегах», достаточно было зайти в кафе «Фостер’с» на Рыночной улице. Там-то меня и нашел Идальго.
— Землячок, — сказал он таинственно, подсаживаясь к моему столику и неся в руках чашечку кофе и сладкую булку, — утром после тренировки я тебя потерял. А мне очень нужно с тобой поговорить.
— Я тоже хотел с тобой поговорить, но сперва я должен был проводить Мерседес. Каков конь! Его будто подменили. Как это тебе удалось такое чудо?
— Чепуха… сущая чепуха. Гонсалес должен был выправиться. Я же тебе говорил. Сейчас дело не в этом. Есть паршивая новость. — Он понизил голос и, прихлебывая кофе, забормотал: — Тренер требует денег. Еще денег. Он осатанел и хочет еще денег.
— Кто? Гамбургер? Но мы же заплатили ему за месяц вперед, чего же еще хочет эта скотина?
— Он говорит, что если мы не заплатим, то он потеряет конюшню, что его выбросят из «Танфорана» и что у него накопился целый ворох счетов. Похоже, малый кругом в долгах и надеется отыграться на нас.
— Уж не заподозрил ли он в нас миллионеров?
— Черт его разберет, что он там заподозрил, но деньги, проклятый, требует. Хоть тресни, а что-то подкинуть нужно.
Гамбургер начал вести себя как вымогатель. Он поставил нас между молотом и наковальней, точно рассчитав, что мы вложили в Гонсалеса весь наш капитал и что его конюшня единственная, где наш конь может находиться. Без его помощи мы погибли. Типичный живоглот, который ради лишнего цента обдерет до косточек собственную мамашу. Идальго стал раздражать меня своей покладистостью. Выход из положения он видел в одном: ублажать Гамбургера всякий раз, как он того пожелает.
— Не дадим ничего этому прохвосту. Пусть обирает свою тетушку.
— И тем не менее дать придется. Если не дать, то, пойми, он вышвырнет нас к чертям собачьим вместе с лошадью и всем барахлом. Куда мы денем Гонсалеса?
— Плевать я хотел на Гамбургера. Никуда он Гонсалеса не денет. Мы же платим ему вперед.
— Ты что, не знаешь этих разбойников? Он способен спереть нашего Гонсалеса.
— Я его зарежу.
Болтать можно было до бесконечности. Наступил, однако, момент, когда нужно было принимать решение. Угрозам грош цена. Тем вечером, сидя между косматыми оборванцами, макавшими печенье в кофе и пожиравшими глазами «Рейсинг форм», я сыпал в адрес мистера Гамбургера самые отборные ругательства, которые только мог извлечь из своей памяти. Но, как говорится, словами горю не поможешь. Подперев голову руками и с тоской уставившись в зеркало, украшавшее зал, я в конце концов пообещал Идальго завтра же раздобыть необходимые деньги.
Как я и предчувствовал, это первое требование мистера Гамбургера было не более чем обманным финтом, предвещавшим более чувствительные выпады. Не знаю, занимался ли мистер Гамбургер в свое время фехтованием у себя в родной Германии, но одно могу утверждать: здесь, в Калифорнии, равных ему фехтовальщиков не было. Самое скверное заключалось в том, что знал я его только шапочно. Раскошеливаться же в пользу субъекта, который в лучшем случае был для меня призраком — ибо, понося его последними словами, я при всей фантазии не мог припомнить его физиономии, — было для меня сущим мучением и бесчестьем. Я, который считал себя невосприимчивым ко всякого рода жульничествам, который в грош не ставил самых изощренных мошенников, я, который привык к везению, словно к цветку в петлице, нынче погибал в сетях макиавеллевского безжалостного субъекта, под покровом темноты сосавшего из меня кровь, подобно упырю. Сначала я мобилизовал все свои внутренние ресурсы, затем раздобыл заем в двести пятьдесят долларов в банке под гарантию Микеланджело Веласкеса, который в этом сезоне имел постоянную работу на газолиновой станции. Потом пришлось набирать в долг направо и налево маленькими суммами, заложить свой мощный бинокль, поработать лифтером в «Палас Отель», барменом — по рекомендации Куате — на рыбачьем причале, ночным подметальщиком в «Файв энд Тэн», разносчиком телеграмм. Работал я самозабвенно. А чего ради? Исключительно для удовлетворения денежного голода мистера Гамбургера, который продолжал шантажировать нас, если мы не принесем очередные двадцать, пятнадцать, а подчас и пять долларов. Полагаю, что у него была какая-то страстишка, возможно ничтожная и не очень опрятная, раз уж он, несмотря на жадность, довольствовался столь мелкими подачками.