По прибытии в «Танфоран» мы направились прямо в конюшню. Гонсалес отдыхал. Мы сели возле загона. Куате и Хулиан прямо на землю, мы с Идальго и мистером Гамбургером на перевернутые ведра. Ковбой сидел на корточках. Вскоре к нам подошли любопытные: ученики, служители, несколько тренеров. Разговор шел как в раздевалке боксера перед выходом на ринг.
— Как чувствует себя коняга? — спросил один незнакомец.
— Как нельзя лучше, — ответил мистер Гамбургер, — готов к бою.
— Значит, выиграет?
— Кто знает? У него сильные соперники, но на стороне нашего выносливость.
— Стало быть, можно поставить пару долларов на победителя?
— Мы ставим. Впрочем, сами знаете, чего только не случается на скачках.
— Клянусь! — воскликнул Идальго. — Теперь или никогда! Если не сейчас, то все летит к черту. — Он схватил мою руку и яростно сжал.
— Спокойно, дружище! Оставь свой пыл для Гонсалеса.
В характере Идальго сочетались два непримиримых свойства: рассудительность и внутренняя, сжигающая, мучительная тоска. Он курил сигарету за сигаретой, мял каблуками податливую землю, сплевывал. Затем застывал, отрешенно глядя куда-то вдаль, потом лицо его постепенно разглаживалось, начинало лучисто светиться…
— Землячок, — обратился он ко мне, — помнишь, однажды мы говорили о небольшой бухточке в Мехильонесе или Токопилье, где я собираюсь заняться рыбной ловлей и где я любил валяться, вдыхая запах песка и воды?.. Вот об этом я сейчас и думаю. Теперь там, должно быть, весна. Сухо, жарко, в небе ни облачка. Ты лезешь в море, пена щекочет тебе бедра, грудь и подмышки! Вода ледяная, но чертовски приятная: будто кусает тебя, смазывает йодом и солью, стискивает тело. Кругом ни души. В худшем случае какая-нибудь собачонка. Я один, совершенно один сижу в море, будто палец, засунутый в зеленую бутылку. Представляешь себе? Абсолютная пустота, тишина, спокойствие. Небо над головой, на шее и на руках нежные водоросли. Вдруг в физиономию бьет волна, как если б тебе выплеснули в лицо кувшин крюшона со всем содержащимся там ледяным красным вином и замороженными фруктами. Нет, на словах не объяснишь! — Он кусал ногти, вздыхал, жмурился, бледный, сосредоточенный. — А ты о чем думал в этот момент?
«О том, что победит Гонсалес», — чуть не вырвалось у меня. Видя, однако, что Идальго изо всех сил старается отвлечься от предстоящих состязаний, я не сказал этого.
— В подобных случаях лучше вовсе не думать, — ответил я ему. — Когда мне нужно идти на рискованное дело, какого бы сорта оно ни было, я стараюсь о нем не думать. Встречаю опасность лицом к лицу, собравшись, но не рассуждая. И это никогда меня не подводит. Безразлично, имеешь ли ты дело с тузами в картах или победителями на скачках. Если начнешь рассуждать — наверняка провал. Надо врезаться в судьбу наудачу, как шпага, по самую рукоятку, не раздумывая.
Помолчав, Идальго спросил:
— А сейчас? Мы выиграем, по-твоему?
По правде сказать, в этом шестом чувстве игрока, которым наградил меня господь бог, было что-то смутное и непонятное. Я чувствовал, что выиграть мы должны. В этом я не сомневался. Но возьмем ли мы первое место — я не был уверен. Какой-то червячок сомнения в меня заполз.
— Знаешь, не буду тебе врать, — ответил я. — У меня так: если я чувствую что-нибудь… не знаю, сумею ли объяснить тебе… это вопрос…
— А чем мы с тобой не ясновидцы! — воскликнул Идальго.
— Вот-вот! Об этом-то и идет речь. Такая вещь, как скачки, созданы именно для ясновидцев, вроде нас. Кто еще может столковаться с лошадьми?
Наступили решающие минуты. Идальго отправился в комнату для жокеев переодеваться. Мистер Гамбургер вывел Гонсалеса из денника и приказал Хулиану отвести его в паддок. Я распрощался с Куате и Ковбоем и пошел вместе с мистером Гамбургером к ограде. Ноги у меня подкашивались, и в горле пересохло до того, что я не смог бы слова выдавить из себя. Что касается Гонсалеса, то он выглядел даже слишком спокойным. Мистер Гамбургер, угадавший мои опасения, заметил:
— Лошади обманчивы. Одни идиоты полагают, что нервные лошади могут побеждать в заездах. Я, например, видел столь непоседливых лошадей, что можно было подумать, будто это сама энергия, а на поверку, после четверти мили, им бы костыли были впору. Дело не в этом. Увидишь, как поведет себя Гонсалес, когда начнется бег.