— Эй! — крикнул нам кто-то из забастовщиков. — Взгляните на этих пассажиров «Люрлайна». Почему бы вам не отправиться отдохнуть на Гавайи?
Мы промолчали.
— Если это не пассажиры, — подхватил другой, — то, значит, это капитан Опорто со своими питомцами.
Ковбой, прищурившись, посмотрел на них. Неприятельская толпа тем временем пришла в движение, и из нее понеслись враждебные выкрики. На улицах, перпендикулярных к причалам, дежурили полицейские машины и даже одна пожарная. Полицейские перешучивались, иногда сопровождая шутки взрывами хохота.
— Послушай! — крикнул мне Микеланджело Веласкес, находившийся среди сторонников Марселя и тоже делавший вид, что не узнает нас. — Кто это с тобой: журналисты или карлики из цирка?
— Выкидыши из чрева твоей матери! — отпарировал Куате, что вызвало приступ всеобщего веселья.
Так прошло примерно около получаса, и нам это стало уже надоедать, как вдруг раздался полицейский свисток, и стражи порядка приготовились. Навстречу группе Марселя компактной колонной, занимая всю ширь улицы, двинулась неприятельская толпа, на ходу выкрикивая всякие грязные ругательства.
— Ну-ка, подойдите еще разок!
Те, что были с Марселем, теснее сомкнули ряды.
— Послушай, Марсель! — крикнул я с рельсов. — Марсель!
— Чего тебе, прощелыга? — ответил он. — Кто тебя прислал? Ты ошибся адресом: тут тебе не скаковая дорожка…
— Хочешь, мы поможем тебе? Я и мои друзья…
— Нам нужны мужчины, а не лошади…
— Лошади? — обозлился Куате. — Лошади… Бабка твоя была лошадью, болван!
Враг приближался. Полиция выжидала. Мне стало немного не по себе. В первом ряду шествовали громилы двухметрового роста. И слепой разглядел бы под их куртками спрятанные велосипедные цепи и короткие дубинки.
— Эй, Марсель! — крикнул я снова. — Мы обойдем их с тыла!
— Обходи с чего хочешь и заткнись. Не морочь голову!
Марсель не смотрел в нашу сторону; он и его друзья, схватившись за руки, образовали прочную цепь. Ковбой поднялся, затрещав всеми своими костями, и тремя гигантскими шагами пересек улицу; мы за ним. Ни слова не говоря, наша группка включилась в цепь забастовщиков. Когда неприятельская колонна подошла на расстояние нескольких шагов, вмешался начальник полиции.
— Ни с места! — крикнул он. — Пока я тут — никаких потасовок, понятно?
— Мы хотим приступить к работе, — выкрикнул кто-то из вражеской колонны. — Время разгружать пароход, и мы хотим пройти. Разве в этой стране гражданин не волен трудиться? Кто может запретить нам вернуться на свои рабочие места?
— Но ведь они тоже имеют право вас не пускать, — прорычал начальник полиции. — Взываю к вашему благоразумию! Смотрите, как бы не было хуже! Вернитесь-ка лучше подобру-поздорову домой! Что вы выигрываете от этих потасовок? Обратитесь в суд, он разрешит ваш спор.
Один из штрейкбрехеров сделал дерзкую попытку затесаться в наши ряды.
— Провокатор! Провокатор!
Пинками его вышвырнули вон. Он упал на колени и получил палкой по голове. Трое его товарищей бросились было ему на помощь. С нашей стороны дать им отпор вышли тоже трое. Завязалась драка. Полиция продолжала безмолвно наблюдать. Из рабочих больше пока никто не вмешивался. Все старались избежать общей свалки, которая легко могла перерасти во что-то страшное и неуправляемое. Покамест только эта шестерка тузила друг друга, остальные ограничивались руганью и швырянием камней. Кое-кто подбадривал дерущихся шуточками. В тот момент, когда неприятельская толпа надвинулась на нас и вот-вот должно было начаться побоище, начальник полиции дал свисток, и его люди бросились между нами, размахивая дубинками. Но как и предсказывал Безголосый, полиция явно предпочитала избивать нас, а не наших врагов. Если на противников они обрушивали один удар, то нам доставалось минимум четыре. Вскоре мы вынуждены были отбрыкиваться от полиции ногами, а наши противники все наседали на нас и, когда мы падали, лупили палками по голове. Ковбой сражался как лев, что, впрочем, продолжалось не более трех или четырех минут. Я видел, как он расправился с одним полицейским: он так саданул его кулаком по физиономии, что кулак чудом не выскочил у того из затылка. Но едва он сумел совершить этот подвиг, как на него набросилось разом полдюжины или даже больше других полицейских, и, несмотря на нашу помощь — особенно жокеев, которые, пользуясь своим маленьким ростом, лихо колошматили полицейских по животу, — Ковбой не мог долго выдержать превосходящих сил противника, он был сбит с ног и потерял сознание, измолоченный дубинками. Его оттащили в сторону и сунули в «скорую помощь». Только благодаря ей он и спасся. Марсель, несмотря на свой возраст, дрался отлично и с поразительной ловкостью увертывался от ударов и цепких лап полицейских, которые хотели затащить его в свой фургон. Но вскоре я потерял его из виду и увидел вновь в обстоятельствах, о которых всегда буду вспоминать с величайшим ужасом.