Валерия Пустовая
Пролог
Перекладина прогнулась под ногой.
Его шатнуло назад и вниз.
Мгновенный ужас бултыхнулся в нём.
Трап, идущий по крутому скату крыши, оказался дохловат.
Он сам купил железные уголки для перекладин, и эти уголки теперь норовили обломиться.
Всему причиной – желание заинтересовать, понравиться.
Потому и начал с напряжённой сцены.
Да ещё и пишет о себе в третьем лице.
Чтоб в жанре.
Типа, как Хичкок завещал: землетрясение на Манхэттене и – по нарастающей.
Поди обеспечь эту нарастающую!
Cтупеньки хилые, а дальше что?
Ненадолго же меня хватило. Срываюсь на третьем абзаце.
Не могу притворяться.
Ясно же, что он – это я.
Я купил злосчастные уголки, и подгибаются они под моим весьма умеренным весом.
Да, я пытаюсь привлечь внимание.
Да, я люблю, когда меня хвалят.
Меня раньше часто хвалили: хорошо покушал, хорошо покакал.
Хороший мальчик.
И то и другое я и теперь делаю безупречно.
Достиг совершенства.
Но никто меня больше за это не хвалит. Вот и вынужден изощряться.
Куда я лезу?
На крышу собственного дома.
Всё потому, что Кисонька решила, будто печная труба не в порядке.
Была гроза.
Мы сидели в гостиной.
Раздались грохот и треск.
Мелькнула яркая вспышка.
Электричество погасло.
И тотчас вспыхнуло.
Кисонька утверждает, что это была молния.
Даже целых две: одна ударила в трубу, другая влетела в гостиную.
Шаровая молния влетела в гостиную неизвестно каким образом.
Окна закрыты, двери заперты, а молния влетела.
Или возникла сама собой.
Дочитав до этого места, Кисонька возмутилась: как же так, совершенно проигнорирована шаровая молния, а она, между прочим, летала по нашей гостиной.
Очень по-мужски: яркое символическое явление пропустил, зато своего персонажа, то есть себя, с первой строки вознёс, с первой строки.
Если слушать Кисоньку, дело было так.
Молния искрится и трещит, а мы смотрим на неё, застывшие, не в силах произнести ни слова.
Молния полетала по гостиной, поводила жалом, как любопытная сплетница, ничего, к счастью, не воспламенила и юркнула в камин.
И в дымоходе взорвалась.
Бабах, и только облако из топки плюс запах озона.
Реальность раскололась.
То ли одна молния расщепила её, то ли целых две.
То ли одна и две одновременно, то ли вовсе не было никакой молнии.
Для осмотра трубы Кисонька пригласила печника.
Заодно пускай камин переделает.
Камин давно дымит, а теперь ещё молния.
Печник прибыл, заселился, разобрал камин, развёл грязь, а до трубы всё никак не мог добраться.
Вот я и решил взять дело в свои руки.
Приставил к стене раздвижную лестницу.
Крепко в неё вцепился, чтоб не шелохнулась, пока печник будет преодолевать два этажа до самой крыши.
Печник принялся карабкаться, лестница скрипела и не думала двигаться – печник очень грузный.
Недаром он откладывал восхождение.
С таким-то весом.
Едва печник ступил на первую перекладину трапа, идущего по скату крыши, злосчастные уголки согнулись и стало ясно: дальнейший подъём невозможен.
Печник и раньше не был худосочным, а женитьба это только усугубила.
Жена у печника замечательная.
Но постоянно готовит.
И всё с изыском.
У неё даже есть домашняя коптильня.
Мультиварка,
яйцеварка,
кофеварка,
аэрогриль,
агрегатик для изготовления колбасок,
хлебопечка и коптильня.
Не считая духовки, микроволновки, соковыжималки, миксера и ещё какой-то херни.
Недавно она приезжала навестить печника и рассказала, что в домашней коптильне предусмотрена ёмкость для жирка.
Мяско коптится, жирок стекает.
Жирок.
Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что у Кисоньки нет склонности к копчению.
Возможно, однако, я ошибаюсь.
Возможно, Кисонька тайно вожделеет коптильню.
Листает по ночам каталоги, перебирает украдкой ольховую щепу, придающую копчёностям неповторимый аромат, посещает специализированные магазины, гладит сверкающие корпуса, забирается пальчиком в отверстие для стока жирка.
Жирок, жирок, жирок.
А что, если Кисонька, чего доброго, давно в секрете от меня сняла уютную квартирку и там коптит?