— Должен признаться, меня восхищает его решительность, особенно потому, что он не хочет здесь оставаться. Он не желает видеть, как нечто подобное произойдет снова, касается это его или нет. Хотя я сделаю все, чтобы уберечь тебя от него! — пообещал Бартоломью.
На улицах было тихо — только изредка слышался отдаленный смех. Час был поздний — вернее, ранний.
Они подошли к дому Кейти. Она оставила свет в кухне, гостиной и на крыльце, где раскачивались двухместные качели. Перед ступеньками была очень маленькая полоска земли, но вход украшали цветущие кусты гибискуса.
На цветном стекле эры Тиффани в двойной двери были изображены викторианские леди и джентльмен.
Кейти отперла дверь и вошла в знакомый мир. Ее родители сейчас плавали вокруг света, брат вечно снимал очередной документальный фильм, и дом полностью был в ее распоряжении.
Кейти любила дом. Она радовалась, что сохранила его для семьи.
И все же, стоя там, Кейти думала о годах, которые Дэвид Беккет провел вдали. Он побывал в экзотических местах. Должно быть, объездил весь земной шар.
Она бы тоже поплыла морем на восток, напомнила себе Кейти.
Бартоломью окликнул ее, и она повернулась к нему.
— В чем дело теперь? — спросил он.
— Ни в чем. Просто я осознала, что сделала остров своим миром.
— Это не так уж плохо.
— Но разве это хорошо? Нет, не отвечай. Я устала и собираюсь лечь.
— Мы должны быть в банке пораньше.
Кейти послала ему воздушный поцелуй.
— Не смотри больше телевизор, Бартоломью.
— Это тормозит мой рост? Заставит умереть молодым? — спросил он.
Она застонала и стала подниматься по лестнице.
Всю эту ночь ему было неспокойно. Поэтому он вышел походить и увидел огни музея.
Он долго смотрел на старый особняк.
Только один человек мог войти туда ночью и включить свет. Тот, кто имел на это право.
Беккет.
Он молча проклял Беккета. Этот человек не должен был возвращаться. Прошлое осталось в прошлом. Некоторые верили, что это сделал Дэвид Беккет, который уехал и стал недосягаем для закона. Другие считали, что это работа какого-то психа, который тоже уехал. Все было кончено. Это стало частью мифов и легенд Ки-Уэст.
Ему не следовало возвращаться.
Но он вернулся.
Он видел, как Кейти О’Хара вошла в музей, и слышал ее крик, но не встревожился и продолжал наблюдать.
Потом он увидел, как она выходит, и быстро шагнул в тень, не желая, чтобы его заметили.
Казалось, Кейти была в ярости.
Она думала, что музей принадлежит ей. Но Беккет вернулся.
Спустя несколько минут Беккет вышел из особняка и двинулся в том же направлении, но потом свернул на улицу, ведущую к семейному особняку.
Когда Беккет исчез, он последовал за Кейти. Он знал, где она живет. Снова остановившись в тени, он смотрел на ее дом.
Время шло, в доме стало темно, но он продолжал наблюдать.
Он ощущал зуд в пальцах и странное бешенство, кипящее внутри.
И тогда он понял.
Им овладело внезапное искушение сделать так, чтобы история повторилась.
Глава 3
Встреча в банке не состоялась.
Лиам позвонил ей еще до восьми.
Кейти поставила будильник, но не собиралась выходить еще полчаса. Она жила всего в нескольких кварталах от банка и могла принять душ и одеться менее чем за пятнадцать минут — весьма полезное качество, если вам приходится работать по ночам и вы хотите поддерживать форму днем.
Кейти держала сотовый телефон на столике у кровати и, естественно, уронила его на пол, когда хотела ответить на звонок. Пошарив на полу, она подобрала трубку и сонно ответила:
— Да?
Это был Лиам.
— Лиам! Я видела твоего кузена прошлой ночью. Он был в музее. И он сказал, что…
— Кейти, я очень сожалею.
— О чем?
— Он не хочет продавать музей.
— Но… но я думала, душеприказчик — ты!
— Содушепрказчик.
— Но он поручил тебе принимать решения!
— Я действовал в одиночку, когда мы все пытались добраться до Дэвида. Он был глубоко в джунглях. Он написал мне, что я могу действовать, как считаю нужным. Но, как видишь, он дал задний ход. Кейти, это моя вина. Я думал, что Дэвид будет согласен с моим решением. Я не знал, каковы его чувства к музею. Я ведь принял уже дюжину решений, и он ни разу не возражал, но… Кейти, мне очень жаль.
— Но сегодня мы должны были только подписать последние бумаги, — с отчаянием сказала она.
— Знаю. Повторяю: мне очень жаль.