Присутствие Сестры возмущало парней. Когда на окраине поселка она попросила их остаться сторожить лошадей, ребята закидали ее желудями. Утренняя Звезда не сомневался, что позже приятели поплатятся. Так происходило всегда.
Скорее всего, женщины, оставшиеся в лагере выше по течению реки, сейчас судачили о Сестре. Среди апачей было не принято, чтобы тринадцатилетние девушки проводили время в обществе юношей или мужчин. Впрочем, когда речь заходила о его младшей сестре, Утренней Звезде было абсолютно все равно, что там говорят люди. Они всегда найдут повод посплетничать о ней, — разговоры пошли с того самого момента, как она выбралась из колыбельки и сделала первые неуверенные шаги. И конца-края этим сплетням не было видно.
Сестра впервые увидела мексиканскую фиесту. Когда она шла через рыночную площадь, создавалось впечатление, что ее нисколько не тревожит ни гам, царящий вокруг, ни разложенные на прилавках товары. Юная девушка была одета в отделанную бахромой тунику из оленьей кожи и кожаную юбку, неровный подол которой доходил до верха высоких мокасин. Лук и колчан из лисьей кожи Сестра закинула за спину. На шее у нее покачивались ожерелье из стеклянных бусин и маленький мешочек со священной камышовой пыльцой — ходентен.
У нее был еще совсем детский рот с полной верхней губой, изгибом похожей на лук со впадинкой, куда вкладывают стрелу, но при этом темные глаза смотрели уже по-взрослому. Темно-красный оттенок ее кожи напоминал цветом горы, среди которых жил ее народ. Этим утром Сестра растолкала молодую супругу Утренней Звезды, звавшуюся Текучая Вода, чтобы та расчесала ей длинные, до колен, волосы, а потом завязала их в узел на затылке, скрепив его изогнутым куском сыромятной кожи в знак статуса незамужней девы. Текучая Вода попыталась объяснить Сестре, как себя нужно вести в дороге, но Утренняя Звезда знал, что жена тратит время понапрасну.
— Ола, амигос![1] — Трое конных мексиканцев, пустив лошадей в легкий галоп, подъехали к четырем апачам. Один из всадников протянул Утренней Звезде бутыль из тыквы-горлянки. в которой плескался пульке[2], но тот передал ее Двоюродному Брату.
Утренняя Звезда, как и половина явившихся в поселок индейцев, пить не собирался: нужны были трезвые, чтобы позаботиться о пьяных. Впрочем, он в любом случае отказался бы от пульке. Утренняя Звезда предпочитал оставаться трезвым, если поблизости находились мексиканцы. Он шел по поселку и смотрел, как толпы апачей и мексиканцев смешиваются друг с другом, как они пьют и играют в азартные игры. Внимательным взором индеец окидывал плоские крыши приземистых глинобитных домиков — не сверкнет ли солнце на стали ружья? Когда где-то защелкали взрывающиеся хлопушки, он положил ладонь на рукоять кинжала и поискал взглядом Сестру.
Жители Ханоса пригласили апачей на совет и обмен подарками, при этом полагая, что индейцы запросто могут устроить в поселке резню. Впрочем, они и сами с удовольствием перебили бы гостей, подвернись такая возможность. Апачи воевали с мексиканцами со столь давних времен, что уже никто и не помнил, с чего именно началась вражда. Впрочем, никто и не верил, что этой вражде когда-нибудь придет конец.
Утренняя Звезда почувствовал облегчение, когда они миновали последнюю крытую соломой хижину на окраине деревни. На пустыре, за которым начиналась равнина, располагался загон с плетеными стенами из ветвей мескитового дерева, где глухо стучали копытами кони.
— Симарронес, — негромко произнесла Сестра. — Дикие.
Да, верно, мустанги были дикими, но вдобавок мексиканцы и апачи тыкали в них палками и громко хлопали одеялами, отчего лошади ярились еще больше. Утренняя Звезда не заметил и тени страха в глазах Сестры. Впрочем, он и не рассчитывал его увидеть. Девушка, будто бы не замечая царящего вокруг шума, стояла у стены загона и оценивающим взглядом рассматривала лошадей.
— Мне вон того. — Она кивнула на малорослого коренастого коня цвета запекшейся крови. Мустанга отличали длинная шея, крупная голова и хитрые глаза. Он прядал изящными ушами и раздувал широкие ноздри, будто силился понять, что происходит.
Утренняя Звезда пошел перемолвиться словом с хозяином — приземистым мексиканцем в соломенных сандалиях и чистых белых хлопковых брюках и рубашке. Хозяин кивнул и вошел в загон. В руках он держал моток веревки и крепкую дубину.
Некоторое время мексиканец стоял на крохотном пятачке, где царило относительное спокойствие, тогда как вокруг бушевал настоящий ураган мелькающих копыт и оскаленных в ржании зубов. Скрутив из веревки лассо, хозяин накинул его на шею выбранного Сестрой коня и резким движением затянул петлю. Тут же прибежали помощники: одному человеку вытащить лошадь из загона было не под силу. В царящем вокруг хаосе мужчины, которые сражались с упирающимся, силящимся вырваться мустангом, напоминали куски мяса в бурлящей на огне похлебке. Наконец им удалось совладать с животным, накинуть еще одну веревку под нижнюю челюсть, затянуть подпругу и привязать трясущегося, с дикими, выпученными глазами коня к одному из вбитых в ряд столбов. Затем мужчины отправились за следующим скакуном.