Донья Иоланда указательным пальцем зацепила прядь над ухом и вытянула ее из узла на затылке, показав Рафи с Авессаломом. На темных, словно полночное небо, волосах лунным лучиком серебрилась седина.
— Теханос. — Женщина подалась вперед и что-то произнесла на испанском.
— Техасцы — сущие черти, Божья кара, чтобы добавить нам седых волос, — перевел Рафи ее слова Авессалому. — Они с апачами вгонят нас в гроб раньше срока.
Хозяйка заправила прядь обратно в узел.
Рафи не стал уточнять, что он и сам техасец. Он также не счел нужным упомянуть, что под командованием генерала Уинфилда Скотта в сентябре 1847 года участвовал в штурме крепости Чапультепек. Победа стала переломом в войне и привела к поражению Мексики. Он, Рафи, шестнадцатилетний паренек, мокрый от пота и черный от пороха, своими руками сорвал мексиканский флаг, реявший над крепостью, и поднял знамя полка вольтижеров[6], в котором служил. Рафи не считал, скольких мексиканцев в тот день он вогнал в гроб раньше срока, да и сейчас не желал об этом думать. Когда приходилось убивать, он убивал, но не получал от этого никакого удовольствия и не считал, что в лишении другого человека жизни есть повод для гордости.
Справа к Рафи подошел полный бородатый мужчина. Из-под воротника застегнутой на все пуговицы красной фланелевой рубахи на шею и лицо наползала столь густая поросль волос, что казалось, будто толстяк надел под сорочку медвежью шкуру. Аромат, исходивший от бородача, наводил на мысль, что медвежью шкуру сняли вместе с мясом, которое уже начало гнить.
— Коллинз, тебя ищет генерал. — Последнее слово толстяк попытался произнести на испанский манер, и у него получилось «хэнорол».
— Какой именно, Джим? — Рафи давно заметил, что после окончания войны все бойцы, сражавшиеся в рядах мексиканской армии в чине выше капрала, произвели себя как минимум в полковников, а то и в генералов.
— Армихо. Он встал бивуаком на постоялом дворе, что на площади.
— Мануэль Армихо? А мне рассказывали, что он сбежал в Мексику, поджав хвост под жирные окорока.
Джим пожал плечами, и густая поросль волос на шее, торчавшая из-под воротника, слилась с бородой, отчего возникло впечатление, что голова толстяка утонула в куче хвороста.
— Он направляется в Чиуауа[7] с кондукта.
Слова толстяка удивили Рафи. Дело в том, что он не слышал шум каравана кондукта, который ежегодно проезжал через город по дороге на юг. Деревянные колеса мексиканских подвод грохотали так, что могли и мертвых поднять из могил. Впрочем, от техасцев шуму было не меньше.
— Я так понимаю, он собирается продать оружие апа-чам? — спросил Рафи.
— Я тоже так думаю, — отозвался толстяк.
— А он сказал, чего от меня хочет?
— Нет, хэнорол вечно темнит.
Допив виски, Рафи положил на барную стойку серебряный песо, взял свою широкополую войлочную шляпу серого цвета и кивнул на прощание донье Иоланде и Авессалому.
В тот самый момент, когда Рафи направился к выходу, Мигель Санчес, ловко петляя меж коней, нырнул в толпу игроков. Он чем-то напоминал зернышко, брошенное в жернова. За каждую лопату конского навоза, вынесенную Мигелем из бара, донья Иоланда платила по сентаво. Работа Санчеса вполне устраивала.
Кукурузные поля и заросшие травой прерии располагались на достаточном удалении от бара «Ла люз», и это обстоятельство очень радовало Мигеля. В полях и прериях, словно из-под земли, в любой момент могли появиться апачи. Впрочем, подобное грозило случиться где угодно: индейцы внезапно выпрыгивали из-за скал, из зарослей кактусов, из креозотовых кустов. Они могли неожиданно напасть даже в пустыне, в которой вроде бы негде укрыться. Однако еще никто ни разу не слышал, чтобы дикари откуда ни возьмись объявлялись в баре, и потому остаток своих дней Санчес решил провести в «Ла люз». Может, он и сумасшедший, но уж точно не дурак.
Когда Рафи вышел из бара, на Месилью уже спускались вечерние сумерки, а от кромок крыш глинобитных домиков протянулись длинные тени. Коллинз едва успел увернуться от подводы, которая громыхала по улице, почти задевая бортами стоны домов по обеим сторонам дороги. Неподалеку располагалась центральная площадь Месильи. Впрочем, в Месилье все было рядом. Поселение находилось аккурат посередине пути протяженностью в шестьсот миль. Тракт начинался в Санта-Фе, потом пересекал новый спорный участок границы с Мексикой в Эль-Пасо-дель-Норте и далее, суля путникам неисчислимые опасности, вел в город Чиуауа.
6
Разновидность легкой пехоты, всегда наступавшей в авангарде; впервые появилась в наполеоновской армии.
7
Столица одноименного мексиканского штата, граничащего с американскими штатами Нью-Мексико и Техас.