Её улыбка была едва заметна.
— Это не значит, что я не смогу подобраться к тебе незамеченной. Твои способности с каждым днем становятся сильнее.
— Способности, которым научила меня ты.
Гилтер’йель приняла комплимент как сам собой разумеющийся.
— Ты не готов, — произнесла она. Путник испытал укол раздражения.
— Мы уже говорили об этом, — прохрипел он ровным тоном, в котором крылось предупреждение. — Каждый год ты говоришь мне одно и то же — что я не готов.
— Я не буду обсуждать твои методы и твое стремление отомстить, — ответила Гилтер’йель. — Я говорю о выборе времени. Ещё год тренировок…
— Моё обучение закончено. Я нанес первый удар, — отрезал Путник. — Предупреждение сделано. Достижение моей цели теперь зависит от скорости, и я не могу остановиться.
— Понимаю, но почему именно в это время года? — спросила Гилтер’йель спокойным тоном. — Снега сошли, возвращается солнце, но Ориль36 еще не сдала позиций. Зима не закончилась.
— Это лучше подходит моей мести, — ответил ей Путник. — Пускай они почувствуют стужу, которая холоднее зимней. Когда дует холодный ветер, я становлюсь сильнее.
— А я слабее, — возразила его собеседница. И в самом деле, знал он, друид-призрак37 лучше владел огненной магией. — Холод отринает мои силы.
— В это десятидневье будет годовщина моей смерти, — пояснил он. — Время подходящее.
Она продолжила, игнорируя его слова:
— Ты мой страж, мой избранник… Что если они последуют за тобой сюда? Я заботилась о тебе не для того, чтобы ты привел опасность к моему порогу.
Путник улыбнулся.
— Не думал, что у тебя такое хорошее чувство юмора, Гилтер’йель, — произнес он своим скрипящим голосом. Путник видел, как Призрачная Леди бросала огонь и призывала молнии, чтобы покарать путешественников, сошедших с пути.
Он отвернулся.
— Любой, кто окажется настолько глуп, чтобы бороться с тобой, заслуживает, чтобы его прах послужил земле удобрением.
Гилтер’йель не стала кивать, но намек на улыбку пробежал по ее золотистому лицу.
— Все-таки я предупреждаю — не позволяй своей вендетте повредить моим лесам, — она помрачнела. — Если будешь сражаться здесь, ты будешь сражаться один, и если ты погибнешь — да будет так. Я не стану спорить с природой.
— Выживают сильнейшие и самые приспособленные, знаю, — согласился Путник. — Но не волнуйся. Даже самый свирепый волк уводит вепря прочь от своего логова. И прочь от своей семьи.
Его серебряное кольцо с волком сияло. Единственный сапфировый глаз на волчьей морде излучал ровный, но угрожающий свет. Волк казался молчаливым, решительным и твёрдым; прямо как сам Путник.
— Верно, — согласилась солнечная эльфийка. — Но время для этого…
Путник развернулся к ней.
— Я видел его, Гилтер’йель! — воскликнул он, внезапно заговорив на всеобщем38. Голос дрожал и ломался. — Я видел мальчишку, он важен, я это знаю!
С этими словами Путник упал на колени, закрыв лицо ладонями, сотрясаемый непонятной дрожью. Его плащ вздымался на ветру. Вокруг было тихо.
Гилтер’йель шагнула к нему, чтобы успокоить, но остановилась, обратив внимание на другое лицо. Тарм, жрец бога правосудия, возник из тени, будто привлеченный горем Путника, пытаясь заговорить. Она шикнула на Тарма, и дух исчез. Он всегда побаивался Гилтер’йель — единственной матери, которую знал Путник.
Друид отступила, сложив руки на груди.
— Прости, Путник, — сказала она. — На миг мне вспомнился твой прекрасный голос, струившийся по ветру, дувшему в этих местах, когда…
Она умолкла.
Его синие глаза распахнулись.
— Не напоминай мне о днях, которые давно прошли, — сказал он, опять на эльфийском. В искалеченном голосе слышалась горечь. — Я помню клинок, который оборвал моё пение. Теперь осталась только месть.
— Путник, я все еще помню твои песни… — заговорила Гилтер’йель.
— Единственная моя песня — это лязг стали, гимн поединка, — прервал ее Путник.
Она замолчала, подчиняясь его словам.
— Не бойся за свою землю, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Это место прекрасно. Единственный дом, который я знал. Единственный, который я помню, — он отвернулся, чтобы взглянуть на закат.
Губы Призрачной Леди изогнулись в горькой усмешке.
— Прости, Путник. Я не хотела тебе напоминать…
— Ничего, — ответил он, опять прерывая эльфийку. В его голосе была боль, подавленная, но боль, и Гилтер’йель не стала продолжать.
Долгое время они молчали. Солнце опустилось за горизонт и над Фаэруном раскинула свое покрывало тьма.