Историй в записях было немало, знать только, какие могли привести к новому отпечатку памяти… Я сфотографировал на камеру телефона те, что показались самыми печальными, – хоть в чем-то мой электронный друг помог. Облокотился на спинку стула и снова принялся перечитывать то, что выделил.
– Простите, здесь написано, что Мещанов ключ до сих пор функционирует, это правда?
– Относительно, – ответила Валентина Иосифовна и снова улыбнулась, но уже грустно. – Посмотри, эта запись датирована одна тысяча девятьсот восемьдесят девятым годом, информация переписывалась, но текст остался прежним с этой даты. Мы просто собрали все в один источник для удобства. – Женщина вздохнула. – Все развалили, и Мещанов ключ – тоже. Старого резного колодца нет уже давно. В девяностых на его место поставили каменное колесо, потому что родник еще бьет из земли, но и ему недолго осталось. Заброшен источник давно, коров там народ только поит.
– Странно, сейчас такие места стараются сберечь, очищают, облагораживают, а у вас как-то наоборот все.
– И не говори, милый. Никому ничего не нужно. Местные скотину выращивают, этим и живут. На остальное не остается ни времени, ни сил.
– Но родниковая вода, во-первых, полезнее, во-вторых, ценнее. Вы не думаете, что может приехать какой-нибудь ушлый дядька, заплатить кому-то наверху копеечку и завладеть Мещановым ключом, а потом на этой воде бизнес построить? – Я хмыкнул. – Не удивлюсь, если сами же деревенские покупать эту воду и начнут.
– Ой, да упаси Боже. Уже столько этих ушлых дядек было, нам сполна хватило.
Валентина Иосифовна нахмурилась и даже, показалось, задумалась, а я тем временем вернулся к записям.
В начале двадцатого века жила в деревне зажиточная семья Мещановых, глава семейства Степан и его жена Мария. Именно они обнаружили источник родниковой воды и облагородили его – поставили на месте бьющего ключа резной сруб. И стал тот колодец местным достоянием, все жители деревни ходили к нему за водой, считали ее целебной.
В тридцатых годах семью Мещановых раскулачили. Их сослали в тайгу с тремя детьми. Обрекли на зимовку в землянках, на тяжелый труд и болезни из-за недоедания и холода. Что с ними стало потом, одному Богу известно. Но родник стали называть Мещановым ключом. И до сих пор он людей поит.
Эта история хоть и была печальной, но казалась самой обычной из всех, которые я отобрал. И все же что-то меня в ней привлекло и даже взбудоражило, вот только я не мог понять, что именно. Странное чувство билось внутри меня, готовое вот-вот вырваться наружу. Это было похоже на то, когда забываешь слово и оно вертится на языке. Пока не вспомнишь, не успокоишься. Вот и мне эта короткая запись не давала покоя.
Я еще полчаса проторчал в библиотеке, пытаясь сложить ощущения в единое целое, но все никак не выходило. Уже собрался уходить домой, попрощался с Валентиной Иосифовной, снова поблагодарил за чай, и уже на пороге меня вдруг осенило. Колодец, вода, речка и девушка на мосту Плотинки, которая чуть меня не задушила! Мария… Вдруг та мертвячка и была Марией?
Я передумал идти домой, вместо этого побежал к Зое. Догадка заставляла сердце биться чаще. Я должен был с кем-то ею поделиться.
– С чего ты взял, что это одна и та же женщина?
– Не знаю, Зой. Интуиция?
– Но колодец в одной стороне, речка – в другой… И к тому же Мария и Степан уехали из деревни, здесь же написано. С чего Марии становиться отпечатком и душить тебя?
– Не знаю!
Сначала теория показалась мне стоящей, но в Зоиных словах действительно был смысл. Я не понимал, почему, сопоставив запись и случившееся со мной, сделал такой вывод.
– Что-то внутри екнуло, когда прочитал об этом, понимаешь? Как будто все произошло неправильно, а ненормальность – признак чего-то плохого.
– Плохого, Слав, но не всегда сверхъестественного. Конечно, у тебя что-то екнуло, и раскулачивание действительно было из ряда вон. Множество людей из-за этого пострадало, тысячи судеб поломано, кого-то убили. И да, возможно, некоторые из раскулаченных крестьян стали отпечатками памяти. Но почему ты связал вместе Марию и девушку на речке, мне непонятно.