– О, как хорошо, что мы вас всех здесь застали. – Толстый взглянул на Глеба, затем вопросительно посмотрел на нас. – А он чего тут? По старой памяти завалился? – Ванька хихикнул каким-то своим мыслям и продолжил: – Хотя какая там память?
Я нахмурился, предчувствуя неладное. Внезапная симпатия Толстого к нашей компании только усугубляла мои подозрения. Этот парень не был настроен к нам доброжелательно несколько недель назад, отчего же сейчас сменил гнев на милость?
– Ну я, это, поговорить пришел. Обсудить все, так сказать. Теперь я самый старший… – Толстый снова взглянул на Глеба и исправился: – Старший из нашей компании, я хотел сказать. Ну, вы поняли, что имею в виду. Значит, я тут главный. Теперь все по-моему будет.
– Во-первых, когда это мы стали частью вашей компании? – взвился я, подскакивая почти вплотную к Толстому. – Во-вторых, по-твоему ничего не будет, даже не надейся.
Массивная грудь Толстого тут же стала вздыматься намного быстрее, щеки покраснели, в глазах вспыхнула ярость. Толстый звучно вдохнул через раздувающиеся ноздри и процедил сквозь зубы:
– Ты вообще не вмешивайся! Это наши устои, деревенские. Тебе, городскому выскочке, не понять, как в Вороньем Гнезде все устроено. После совершеннолетия старшего его место занимает следующий по возрасту. Так было, так есть и так будет!
Я посчитал все багрово-красные волдыри с гнойниками на лице Толстого, разглядел застрявший в зубах кусок мяса и почувствовал несвежее дыхание, настолько близко мы стояли друг к другу. И все же, как бы устрашающе ни выглядел Толстый, я его не боялся. Мне он казался попросту омерзительным, не больше.
– Мне придется тебя огорчить. – Глеб поднялся с сундука и скрестил руки на груди. – В этой комнате самый старший – я.
– Да что он вообще здесь делает? – нервно бросил Толстый Зое. – Из жалости с ним сюсюкаешься? Он же теперь пустышка, ничего не помнит.
– Да нет, моя память все та же. Воронье Гнездо проклято, и только мы замечаем паранормальное. Отпечатки памяти, например. – Глеб усмехнулся, увидев тупое выражение на лице Толстого. – Мы, кстати, упокоили троих или даже четверых, чем ты и остальные не могут похвастать. Так какой тогда прок тебе подчиняться?
По мимике Толстого было видно, какие сложные процессы происходили в его мозгу в эту минуту. Он молча хмурился, не отрывая взгляда от Глеба, и жевал нижнюю губу. К тому времени, когда он нашелся с ответом, я уже чуть было не потерял суть разговора.
– Вы ему все рассказали? А он поверил?.. Но как? Почему?
– Никто мне ничего не рассказывал, я и сам все прекрасно помню.
Парни, пришедшие с Толстым, переглянулись и зашептались. Веры в их взглядах я не заметил, но все же их взволновала смена привычного хода событий.
– Ты дневник вел? – не унимался Толстый. – Но все равно, как ты поверил? Никто не верит…
– Потому что я правда все помню!
Глеб повысил голос, и Толстый нахмурился еще сильнее. Он не просто не понимал, что происходит, он не желал принимать это. Наивность Толстого меня поражала. Ему настолько сильно хотелось занять лидерскую позицию, что нынешнее положение стало для него ударом под дых. Он так долго выжидал, а сейчас весь его план полетел в адово пекло.
– Это невозможно, – грозно процедил Толстый. – Вы водите нас за нос!
– А не пойти бы тебе! – зашипел Кики, но Рыжий одернул друга.
– Вань, Глеб правду говорит, – осторожно высовываясь из-за широкой спины Глеба, сказала Зоя. – Посмотри, среди нас нет Кати.
– Думаешь, я ей поверил бы? Она ради него наврала бы с три короба!
– Ее нет с нами, потому что она тоже была отпечатком памяти, Вань. Мы нашли ее тело, она умерла двенадцатилетней девочкой давным-давно… Нам пришлось упокоить ее душу. – Глаза Зои наполнились слезами, она всхлипнула, а в комнате воцарилась гробовая тишина. – Катя сама этого хотела, и мы отправили ее на тот свет. Поэтому Глеб все помнит. Теперь никто не будет забывать, потому что именно Катя была причиной этого странного забвения.
Толстый молчал. Очень долго, так что я снова успел сосчитать все угри на его лице. Но я был уверен, что даже душераздирающий ответ Зои не смог его разжалобить или просто заставить посочувствовать. И уж тем более поверить. В конце концов я оказался прав.
– Хотите убедить нас в этом бреде? Может… может, вы просто убили ее?!
– Сам убедишься, – снова усмехнулся Глеб. – Через месяц, когда тебе исполнится восемнадцать. А насчет твоих слов об убийстве Катюхи… – Глеб приблизился к Толстому и одной рукой перехватил его за грудки, вторую сжал в кулак. – Еще раз скажешь что-то подобное, и я заставлю тебя сожрать твои же зубы.