— Садитесь.
— Мы… — начал было Горчаков, но Варвара опередила:
— Знаю, кто вы, и зачем пришли, — голос у нее скрипел, как несмазанная телега.
— Тогда может, в дом пройдем? Гроза идет.
— Как идет, так и пройдет. В дом приглашать не стану. Туда заходят только те, кто с добром или за помощью. Вы же — по другому делу.
Последняя фраза огорчила и Александра и Валентину, уже немного отошедшую от первоначального страха. Журналистам было необычайно любопытно побывать в самом доме, поглядеть на житье-бытье таинственной женщины.
— Раз вы знаете, зачем мы тут, тогда сразу и спрошу: вы были знакомы с покойной Зинаидой Петровной Федоровской?
Варвара рассмеялась; Валентина почувствовала, как скрипучий смех раздирает ей уши, Александр просто поморщился.
— Ты что ли в газетке своей обо мне писал? И такая я, и сякая! Против Бога иду, людей дурманю. А сам вон за помощью пришел. Ладно, зла не держу. Люди многое болтают, да на каждый роток не накинешь платок. Насчет Зинки скажу: была она у меня несколько раз.
— С какой целью?
— Полиция допытывалась, теперь ты?
«Полиция?! — подумал Горчаков, — значит, она в курсе?»
— А кто из полицейских приезжал? — вырвалось у Александра.
— Сам начальник.
— Корхов?
— Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, — говорю, — полечу». Он — ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.
— И что вы сказали Корхову?
— Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.
— Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.
— Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.
— Не в курсе, кто причастен?
— Ищите. Вам за то деньги платят.
— Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?
Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:
— Слухами земля полнится.
«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»
— …Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.
«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».
— Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? — спросил Горчаков.
— Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.
— Понятно, — Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.
— Так я жду? — нетерпеливо произнес журналист.
— Чего ждешь-то?
— Ответа.
— Какого?
— Насчет Зинаиды Петровны.
— Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.
— Где же искать его?
Варвара закрыла глаза, забормотала:
— Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.
Варвара вновь посмотрела на Горчакова с таким видом, что, мол, ответ ты получил.
— Это общие слова, — возмутился Александр. — Никакой конкретики. Как в сказке — иди туда, не знаю куда.
— Точнее не скажу. Подумай лучше, что услышал сейчас…
До сих пор молчавшая Валентина не выдержала. Остатки страха окончательно улетучились. Перед глазами стояла группа советских профессоров, высмеивающих все сверхъестественное.
— Как вам не стыдно? — выпалила девушка. — Вы занимаетесь обычным обманом. А люди верят, деньги несут. У нас в СССР вас бы посадили на вымогательство и тунеядство.
Варвара будто бы ничуть не обиделась, она посмотрела на Репринцеву с откровенной горестью:
— Не предрекай другим той судьбы, которую сама можешь не избежать. И один, близкий тебе человек, уже не избежал.
Варвара не запугивала, она произнесла это как обычный, свершившийся факт. Но Валентина окончательно рассердилась, резко дернула Александра за рукав пиджака:
— Пойдемте, нам тут нечего делать.
— Сядь, — спокойно проговорила Варвара.
В небе сверкнула огненная молния, через мгновение всех оглушил раскатистый гром, ветер завыл, рванул ветки над беседкой. Страх вновь вернулся к Валентине.
— Сядь! — повторила колдунья, — и закрой глаза. Репринцева послушалась. В тот же миг она будто бы перенеслась из Старого Оскола в Москву, в свою квартиру. Ее отец стоял растерянный, совершенно не похожий на прежнего самоуверенного ученого Репринцева. Вокруг — какие-то люди, они рылись в его бумагах, переворачивая все верх дном. Переминаясь с ноги на ногу, в качестве понятого стоял дворник Степан. Мать была тут же, по ее щекам лились безмолвные слезы.