По мере чтения улыбка на лице Марины становилась все более напряженной и наконец исчезла совсем. Дрожа от негодования, она повернулась к Саше и Дмитрию:
— Как вы могли? Дмитрий, почему ты ничего мне не сказал? Какое неуважение! И Саша тоже хорош — торгует фамильными ценностями. У нас с мамой ничего не осталось, ни от Шутиных, ни от Шермановых. Только эта брошь, да и та подарок твоей семьи. У нас, эмигрантов, нет ничего своего, разве ты не понимаешь? Эта вещь — часть нашего прошлого. Как ты можешь посредничать, когда продают то, что по праву принадлежит нам? Саша, я сделаю все возможное, чтобы торги не состоялись. Завтра же позвоню адвокату. Прощай.
Последнее слово, сказанное по-русски, означало, что они расстаются навсегда.
Танцевальный класс в Музее Седьмого полка, Нью-Йорк, 1983 год
Саша опустил рюкзак на ковровую дорожку военного музея на Парк-авеню, с отвращением вдыхая знакомый запах пыли, старого дерева и моющих средств. Сняв наушники, он засунул свой плеер в рюкзак, где уже лежали книги, которые он должен был прочесть летом по программе Гротона.
Он стал оглядываться по сторонам в надежде увидеть других детей, но вокруг было пусто. Из боковой комнаты показался высокий солдат в камуфляже.
— Эй, малец! — сердито пробасил он. — Ты что тут делаешь?
— Здесь находится танцевальный класс? — вежливо спросил Саша.
Солдат вытаращил глаза.
— Дальше по коридору, — бросил он с отвращением и скрылся в комнате, где пылились военные трофеи и портреты умерших генералов.
Саша пошел по обшитому деревянными панелями темному коридору. Над головой гудели тусклые лампы с плафонами в стиле Тиффани. Вскоре послышались звуки «Теннессийского вальса», исполняемого в весьма вольном переложении на расстроенном фортепьяно.
«О Боже, — подумал Саша, — и за что мне такое наказание?»
Войдя в зал с облупленными розовыми стенами, он увидел разномастную кучку подростков. Большинство ребят были старше его, но, к счастью, почти никто не превосходил его ростом. Хотя все они выглядели крепышами. «И почему я такой тощий?» — подумал он про себя. На многих мальчиках была форма элитного кадетского корпуса «Никербокер грейс», другие щеголяли в блейзерах нью-йоркских частных школ: «Тринити», «Колиджит» и «Браунинг».
Ребят из его школы среди них не было. Вероятно, их бабушки не настаивали, чтобы те брали уроки танцев.
— Ну где еще ты научишься танцевать? — спрашивала она. — Не лучше ли поучиться сейчас, вместе с друзьями, чем потом наступать бедным девушкам на ноги?
Откровенно говоря, Сашу это не слишком волновало. Ему захотелось поскорее уйти отсюда. Его раздражали эти ребята с растрепанными светлыми волосами, красными галстуками и нарочитой небрежностью в одежде. То, что все это фрондерство имело целью привлечь внимание девочек, бесило его еще больше.
Девочки вообще привели Сашу в ужас. Все с длинными волосами, холодные, как ледышки, и явно старше присутствующих здесь мальчиков, они были в равной степени смущены мужским обществом. Мальчики и девочки сидели порознь у противоположных стен зала, сбившись в небольшие кучки. Отдельно от них сидели одиночки, чья внешность не позволяла надеяться на успех у противоположного пола или по крайней мере уверенно чувствовать себя среди представителей своего.
Саша обратил внимание на девочку, сидевшую в углу. Она с головой ушла в чтение потрепанной книжки под названием «Кружева». Слишком высокая для своего возраста. Длинные пепельные волосы, схваченные обручем с тонкими шелковыми ленточками, оттеняли хорошенькое бледное личико. На ней была розовая кофточка с открытым воротом и коротенькая клетчатая юбка в складку. Рядом на полу лежали скомканная джинсовая куртка со значками Кэнэл Джин и Элвиса Костелло и темно-коричневая школьная сумка со стильно потертым ремнем. Со вздохом облегчения Саша устремился к ней.
— Привет. Ты Виктория? — неуверенно спросил он.
Девочка подняла янтарные глаза, один из которых был испещрен зелеными точками, и посмотрела на него без всякого выражения.
— Я Саша Озеровский, твой кузен.
Она по-прежнему его не узнавала, и Саша сделал еще одну попытку:
— Мы встречались у твоей бабушки на прошлой неделе. Помнишь, был чай по поводу твоего возвращения домой?