— Кончай, ты, дура! — крикнул Хилдир.
Бран тяжело встал на ноги и, ни на кого не глядя, вытер кровь с разбитых губ. Когда он шагнул вперед, люди молча расступились, давая дорогу. Бран пошел с кладбища прочь.
Улла догнала его на тропинке у реки.
— Бран! — окликнула она. Он обернулся.
— Извини, — подбежав, промолвила Улла запыхавшимся голосом.
— Да ничего. Действительно вышло глупо, ты права. Я вовсе не хотел с ним драться. Тем более на кладбище.
Она молча смотрела ему в лицо.
— Как ты? — после паузы спросил Бран. — Как себя чувствуешь?
— Нормально, — она опустила взгляд.
— Я… ты… Я только хотел помочь, — Бран ощутил, что краснеет. — Просто я боялся, что ты можешь умереть. Ты была совсем ледяная, и я… Но я не собирался… я не хотел… тебя оскорбить. Я ведь тоже всех лечу, как и ты. Я просто не мог дать тебе умереть. Прости, ладно? Не сердись.
Она подняла ресницы и несмело, быстро улыбнулась.
— Я вовсе не сержусь, — голос стал застенчивым и мягким. — Конечно же нет. Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы… меня бы, может, и в живых уже не было.
— Хорошо. Я очень рад, что ты… что я… — Бран, смешавшись, замолчал.
— У тебя лицо разбито, — тихо сказала Улла после длинной паузы. — Это, может, я тебя…
Бран дотронулся до лба и, увидев кровь на пальцах, досадливо поморщился. Улла набрала в горсть снега. Встав на цыпочки, приложила к ссадине у Брана на лбу:
— Похоже, это все-таки я тебе раскроила, палкой.
Бран смотрел ей в глаза, но ее взгляд ускользал, постоянно уходил в сторону. Потом она прикусила губу, и рука опустилась. Бран, неожиданно для самого себя, поймал Уллину ладошку. Девушка вздрогнула, когда Бран осторожно сжал ее ледяные пальцы, отшатнулась и напряглась. Бран уловил страх и смятение, которые, словно внутренний поток, шли от нее к нему.
— Тебе тоже я кажусь страшным, да? — спросил он. — Тебе тоже?
Ее личико дрогнуло.
— Прошу тебя, не бойся, ладно? — попросил Бран. — Я не хочу, чтобы ты меня боялась.
Она вскинула взгляд, и сияние огромных глаз почти ослепило Брана.
— Я вовсе не боюсь, — тихо, с силой выговорила девушка. Обеими руками взяла его руку и прижала к своей груди. — Я не боюсь. Теперь уже нет… теперь нет. Я знаю, ты видишь мои мысли, но так даже лучше. Ты видишь, что я думаю, значит, и объяснять не надо.
— Нет, — поправил Бран, глядя в ее лицо, доверчиво распахнувшееся ему навстречу. — Я вижу только, что ты чувствуешь. Я не читаю мысли у всех людей подряд. У моего отца — нет, и у моих друзей тоже. И вообще у тех людей, которые… которых я люблю.
Она глубоко вздохнула и, будто растение к солнечному свету, потянулась к Брану. Он пальцем провел по ее щеке. Губы Уллы, яркие, своевольные, дрогнули и улыбнулись.
— Ты очень красивая, — сказал Бран. — Ты об этом знаешь?
— Ничуть я не красивая. Это моя сестра красивая, а не я.
— Твоя сестра… — Бран вздохнул. — Дурочка она, твоя сестра, прилипалка. Вешается на всех.
Улла вдруг выпустила его ладонь. Свет исчез из глаз, будто кто-то дунул на свечу и загасил ее.
— Я что-то не так сказал? Что случилось, ты обиделась?
Улла нагнула голову.
— Ты рассердилась из-за сестры? — удивился Бран. — Прости, я не хотел. Я думал… ну, словом, что вы с ней не очень дружны.
— Так и есть, — она глядела в сторону.
— Не обижайся, — Бран взял ее ладонь.
— Я не обиделась. Но только… ты не думай, что я такая же. Что я тоже… вешаюсь… — румянец залил ей лицо и шею. Улла опустила взгляд.
До Брана не сразу дошло, о чем она говорит.
— Но я… я вовсе не… — начал он. — Это вовсе не… Словом, я никогда так о тебе не думал! Мне и в голову такое не приходило, честно!
Она посмотрела ему в глаза:
— Но ты ведь наверняка слыхал, что говорят?
— Ну да, слыхал, — Бран пожал плечами. — Если ты про этого, как его, ну, брата Хилдира, то конечно слыхал. Хилдир мне и рассказал. Так что?
— Что он тебе сказал? — срывающимся голосом спросила Улла.
— Что его брат хотел на тебе жениться, — Бран наблюдал, как меняется выражение ее лица. — Думаешь, я из-за этого мог решить, что ты на кого-то вешаешься? Или что ты вешаешься на меня? Ты считаешь, будто я мог такое про тебя подумать?
Секунду Улла смотрела на него, потом закрыла глаза и опустила голову.
— Я никогда про тебя не думал ничего плохого, — заверил Бран. — Ты… ты мне очень нравишься, ты разве не замечаешь?
Девушка окаменела. Потянув, отняла у Брана свою руку. Слеза сползла по ее щеке, оставляя влажную дорожку.
— Не сердись, — Бран растерялся. — Ну, не сердись, пожалуйста. Если не хочешь, я не…
Она прижала ладони к груди. Обошла Брана, увязая в снегу на склоне и, воротившись на тропу, направилась к поселку.
— Улла! — крикнул Бран. Девушка застыла, точно этот возглас пригвоздил ее к месту. Он торопливо подошел и спросил:
— Уходишь?
— Ухожу…
— Я тебя обидел.
— Нет, не обидел. Ты ни при чем. Извини… мне действительно нужно идти.
— Но… — он сделал движение, и она пугливо отстранилась:
— Нет, не трогай меня, пожалуйста. Я… Зря ты считаешь меня какой-то необыкновенной. Я такая же, как и все здесь. Я — как все. И… и не ходи за мной, не надо. Не делай этого… прошу, — Улла отвернулась и побрела прочь, оскальзываясь на покрытых инеем камнях.
Бран остался на месте. Больше всего ему хотелось побежать следом и догнать ее, но он не знал, что будет тогда. Что тогда нужно делать? Почему она вдруг обиделась? Или, может, тут что-то другое? Но тогда что? Что?
Он не мог понять, почему она сказала ему это: "Я — как все", только знал, что это неправда.
— Нет, ты не как все, — тихо выговорил Бран, глядя, как она удаляется по тропинке. — Ты вовсе не как все… искорка.
Но она, конечно, никак не могла его услышать.
Глава 2
К вечеру стало ясно: Серый действительно сбежал.
Его искали целый день, в поселке и вокруг, в лесу, в домах, загонах и сараях. Участвовали все, даже малые дети, однако раб как сквозь землю провалился. Прочесав округу, они не обнаружили никаких его следов.
Бран тоже искал Серого, стараясь не попадаться людям на глаза. Почти весь день он провел в лесу, вернулся перед закатом, усталый, подавленный и голодный. Ворота в поселок были заперты, и Брану пришлось долго дожидаться сторожей. В кузницу он вошел, когда совсем стемнело.
Одежда на нем заиндевела. Сбив с башмаков налипший снег, Бран подпер ручку двери обтесанным бревном. Подошел к стене, сгреб в охапку несколько поленьев, бросил в очаг и развел огонь.
В кузнице стало светлее. Бран сел у костра. Некоторое время наблюдал, как танцует маленькое пламя, потом поднял голову и вздохнул.
— Надо было послушаться отца, — пробормотал он. — Нельзя было тут оставаться. От этого одни несчастья. Вот, уже Харалда убили, а следующий кто? — он замолчал. Если бы было можно, я бы смотался отсюда. Но — нельзя. Теперь нельзя. Я дал слово Харалду и Грани, не говоря уже о конунге. Хотя, если бы дело было только в конунге, я бы, может…
— Какая разница, — оборвал он сам себя. — Все равно я никуда не уеду. И… и, кроме того…
Кроме того — Улла. Нынче целый день Бран не переставал о ней думать, ее лицо стояло перед глазами, будто наваждение. Я чего, втюрился в нее? Неужто втюрился?
— Господи, какой идиотизм, — прошептал Бран. — Это надо окончательно свихнуться. Кто я, и кто она, Железный Лоб меня сожрет! Это надо же, втрескаться в конунгову дочь! Как раз то, чего не доставало.
Он закрыл глаза. Миг — и лицо Уллы появилось перед ним, словно нарисованное на обратной стороне век.
(…наваждение…)
Бран обхватил себя руками.
— Я не буду о ней думать, — сказал он. — Она не для меня, она — дочь конунга. Хуже того, дочь Железного Лба. Я не хочу беды ни себе, ни ей. Я выброшу ее из головы. И все. Хватит об этом.