— Ладно. Короче, — выговорил конунг. — На что ты намекаешь-то, колдун?
— Ни на что, — ответил Бран. — Я только пытаюсь доказать, что убийца человек, и что мы его еще не поймали. И думаю, что… в общем, я думаю, Серый был не один. Думаю, Серый не зачинщик этого всего. Кто-то его заставил.
— Хто ж? — Бьорн налег грудью на стол, и глаза блестели.
— Если б знать, — Бран смолк. Другие тоже молчали.
— Эй, колдун, отослать этих? — кивком головы конунг указал на слуг.
— Да нет, я и правда не знаю. Если б знал, не скрывал бы.
— Может, ты кого подозреваешь?
Даже если подозреваю, тебе-то уж точно не скажу. Вслух Бран произнес:
— Пока никого, — и, помолчав, добавил:
— Так что своего слова, конунг, я еще не сдержал. Вот как сдержу, тогда и будем разговаривать.
Снова стало тихо.
— Ладно, колдун, — наконец промолвил конунг. — Коль ты так уверен, что это был не оборотень, упорстововать не буду. Вам, колдунам, оно виднее. Лови этого убийцу. Но только я тоже хотел бы знать…
Договорить он не успел. Грохнула входная дверь, раздались звуки, похожие на плач, и к очагу выбежала Аса. Длинные косы были растрепаны, одежда — в беспорядке. Увидав отца, девушка бросилась к нему.
— Что такое, дочка? — конунг поймал ее за руку. Она судорожно вцепилась в его плечо.
— Скажи ему, чтоб прекратил! — рыдая, крикнула она. — Скажи… чтоб он прекратил!
— Кто, дочка? Ну же! Что случилось?
Но Аса плакала навзрыд и не могла вымолвить ни слова. Конунг встал и усадил ее на скамью.
— Успокойся, дочка, успокойся, — пробормотал он. — Кто тебя обидел?
Девушка по-прежнему молчала, закрыв лицо руками, рыдания сотрясали ее тело. Сколько ни бился, конунг не мог добиться от дочери ответа.
Ответ явился сам собой.
Дверь отворилась и захлопнулась. Чей-то силуэт мелькнул в полоске света.
— А-а, — промолвил голос, — разумеется! Под крылышко к папаше. Любимая дочь, как же.
Видар вышел к очагу, играя конской плетью. Аса взвизгнула и, вскочив, спяталась за спину отца. Наливаясь яростью, конунг смотрел на сына. Тот встретил его взгляд и усмехнулся.
— Я тебе уже сказал, чтоб ты не смел ее бить, — выговорил конунг. — Ты что, забыл?
— Скаж-жите! — глумливо изумился Видар. — Какие нежности. Да успокойся, успокойся, не бил я твою стерву, так, потрепал маленько. Так ведь она того заслуживает, скажешь нет?
— Если кто на самом деле того заслуживает, так это ты, — конунг упер руки в бока. — Вот ведь наглый щенок! Кто тебе позволил на сестру руку подымать?
Видар снова усмехнулся, похлопал плетью по ладони, прошелся возле очага и спросил, щурясь:
— А что ж прикажешь на нее подымать, папаша? Какое место на эту суку надо подымать? Ты уж прости покорно, но тут на нее и без меня довольно подымается. А? Папаша? Скажешь, нет?
— Заткнись, дурак! — завизжала Аса. — Ты все врешь! Это вранье! Подонок! Врун! Скотина!!! — если бы отец не удержал, она бы кинулась на брата. Но конунг не позволил дочери сдвинуться.
— Чего плетешь, засранец? — гаркнул он. — Что еще за гадости? Ведь она ж твоя сестра, постыдился бы!
— Вот именно! — заорал Видар, стиснув кулаки. — Стыжусь! Еще как! Мне и правда очень стыдно! С таким отцом и такой сестрой любому будет стыдно! Ну, а ты? А ты? Тебе-то не стыдно? А? А?! Тебе не стыдно?! Как ты сквозь землю-то еще не провалился со стыда, старый козел?!
— Ты, щенок, не смей со мной так разговаривать! — конунг выпустил дочь и шагнул к сыну. — Молоко на губах не обсохло. Мало я тебя порол, видать! Смотри, а то я это живо поправлю!
— Ты лучше в каком другом месте поправь! — глаза Видара горели ненавистью. — Чем другим указывать, на себя бы посмотрел! Старый пес! Да мне стыдно с тобой по одной земле ходить!
— Ну, уж прости, сынок, коль я в чем перед тобою провинился! — от вопля конунга все чудом не оглохли. — Уж прости великодушно! Не знаю только, в чем! Уж не знаю, чем я тебе так не угодил! Да только на твоем-то месте я бы замолчал, не стал терпение испытывать! Я ведь не железный, тоже разозлиться могу!
— Тоже, напугал! — перекрывая криком крик отца, ответил Видар. — Да ты всю жизнь злишься и орешь! Только мы ж ведь, чай, не дети! Мы не трехлетние, папаша! Ясно? И мозги у нас есть! И глаза! Что к чему, мы разумеем! Все, кроме этой сучки твоей! Жалко, я ей мало врезал! Может быть, тогда б…
— Я сказал, не смей ее трогать! — перебил конунг, однако Видар не дал отцу закончить. Заорал, как сумасшедший, выкатив глаза:
— Ее вообще убить мало! Скажи спасибо, что я ее до сих пор не пришиб, эту суку блудливую!
— Да тебе-то что за дело, блудливая она, иль не блудливая! Твое какое собачье дело, с кем она гуляет?! Отец ей я, а не ты! Это не тебя, а меня должно интересовать, щенок!
Видар осекся. Казалось, он не верит собственным ушам. Вид у юноши стал такой, словно его внезапно огрели по макушке.
— Тебя, а? — сказал он, задыхаясь. — Тебя, а?!
Больше он не произнес ни слова. Вскинув плеть, оскалясь, Видар бросился на отца.
Конунг выдернул из столешницы нож. Аса отчаянно завизжала, а остальные вскочили с мест. Видар подлетел было к отцу, но его перехватил Сигурд. Поймал за поднятую руку и облапил по-медвежьи.
— Уймись уже! — рявкнул ярл парню в ухо. — Озверел?! Затихни!
— Пусти! — рванувшись, Видар вырвал руку. Сигурд с трудом удерживал его.
— Да пособите, што ль! — Сигурд боролся с юношей. Видар словно озверел. Если б один из ярлов не подоспел на помощь, Видар бы освободился. Вдвоем мужчины навалились на него.
— А вы што встали? — крикнул Сигурд слугам. — Тащите веревки, ну! Живей!
— Пустите меня, гады! — надрывался Видар. — Я все равно до них доберусь! Все равно доберусь!
— Заткнись, щенок! — конунг схватил сына за рубаху. — Я тебе язык отрежу, гаденыш этакий!
Видар зарычал. Рванулся так, что едва не сбил с ног своих стражей.
— Я прибью эту суку! — заорал он. — Убью ее! Клянусь богами, я убью ее!
— Только тронь! — конунг с силой ударил сына по щеке, и тот взвыл, как волк в капкане. Прибежавшие с веревками слуги помогли его сдержать.
— Уйди, родич! — Сигурд толкнул конунга плечом. — Уйди от греха! Потом будешь разбираться! Уйди, кому сказал!
Конунг шагнул прочь. Зло хмурясь, отвернулся.
— Вяжите! — велел слугам Сигурд. Впятером они едва удерживали Видара. — Вяжите, быстро! Да осторожней, ты, не теля ж спутываешь! Ат, бревно, меня-то к нему не приматывай, дурень! Не приматывай, говорю!
Поднялась сумятица. Видар хрипел, не прекращая вырываться, Аса рыдала, а Сигурд орал на суетящихся слуг.
Пора валить, решил Бран. Никем не замеченный, выбежал наружу. Отошел подальше и остановился возле поленницы.
— Ничего себе, — пробормотал он, жмурясь от солнечного света. — Эх, и ничего себе, вот это семейка… Что папаша, что сынок. Тяжелый случай.
Звери лютые…
Бран покосился на входную дверь. Господи, это надо же, сестрину нравственность блюдет. С чего бы, спрашивается? Вроде она не слишком-то гуляет. А может, у нее с кем любовь? Как у нас с Уллой… Но эту хоть папаша защищает, а Улла? Ее кто защитит? Отец узнает — первый и убьет, и Сигурд не поможет! Мы должны быть осторожнее, не дай Бог попасться в руки таким зверям… бр-р, и подумать страшно!
Только бы вот Хелмунт болтать не начал…
Черт! Вот черт, принесло на нашу голову! Мосол ходячий! И с чего Улла так уверена, что он рта не откроет? А если откроет?
Бран стиснул зубы. Этого нельзя допустить. Что же делать? Чего теперь мне с этим типом делать-то?
(…грохнуть…)
Напугать его, что ли? Да он не из пугливых, вон, наглец какой! Может, заплатить ему? Тоже небезопасно, еще шантажировать начнет.
— Что же делать, — беззвучно выговорил Бран.
(Убить его.)
Бран нахмурился. Убить, вновь шепнул упрямый голос. Он — только раб, ничего не будет за раба. Дашь виру, вот и все. Убить его. Очень просто.