Улла промолчала. На своей спине Бран ощутил движение ее руки. Ее пальцы сжались, точно их внезапно свело судорогой.
— Ты в порядке? — спросил Бран.
— Да, — ответила Улла.
— У тебя что-нибудь болит?
— Нет.
— Все будет хорошо, — сказал он, — вот увидишь. Все будет хорошо. Я тебя очень люблю. Ты поправишься. Только не грусти. Скоро наша свадьба. А снег сойдет — мы с тобой уедем. Куда захочешь, обещаю, уедем далеко-далеко. И все у нас будет хорошо. Да?
Улла не ответила. Бран погладил ее по волосам.
— Да ты совсем спишь, — отодвинувшись, он увидал ее лицо. Ресницы были опущены. — Давай-ка ложиться. Пойдешь к себе, или…
Она вскинула глаза и посмотрела на Брана долгим взглядом. Ладошкой коснулась его губ. Поцеловала свои пальцы. Легла на лавку и сомкнула веки. Бран укрыл девушку плащом, обнял, лицом зарылся в волосы… Его глаза закрылись. Скоро он уснул.
Когда Бран проснулся, стоял ужасный шум. Приподнявшись на локте, ничего не понимая, он начал озираться. Уллы подле себя не увидел. У очага было полно народу. Бран услыхал, как Сигурд произнес:
— Говори толком, куда она пошла?
И женский голос в ответ, с плачем, задыхаясь:
— Да к конунгу! В евонный дом…
Бран сел. На лавках было пусто, все сгрудились около стола. Он вскочил и подошел к собравшимся.
Сигурд стоял впереди. Перед ним была Коза. Лицо распухло от слез, а рыжие косы растрепались. Ее колотило так, что зуб на зуб не попадал.
— Сама она туда пошла? — Сигурд хмурился. — Иль кто ее силой уволок? Да говори уже!
— Я не знаю, хозяин, не знаю, — рабыня, всхлипнув, утерлась рукавом.
— Да может, это не она была?
— Она! Она, хозяин! Только… только такая, будто… Я ее такой никогда досель не видела! Ох, батюшки…
— Что случилось? — Бран протиснулся ближе, и Сигурд обернулся. В его глазах Бран увидал тревогу.
— Улла у отца, — только и выговорил ярл. Откачнувшись, Бран посмотрел на него, на Козу… сорвался с места и кинулся к порогу.
Сигурд нагнал его у сараев. Схватив за плечо, остановил. С Сигурдом был десяток вооруженных ярлов — и Хелге.
— Погодь-ка, — велел Сигурд. — Вместе пойдем.
Больше он не сказал ни слова. Они быстро зашагали в направлении конунгова двора.
У крайнего дома дорогу преградил патруль. Дружинники конунга вынули мечи. Те, что были с Сигурдом, тоже.
— Стойте! — ярл ступил вперед. Поворотившись к своим, велел:
— Убрать оружие.
Потом сказал ближнему дружиннику:
— Дай пройти, Рагнар.
Воин насупился.
— Пущать не велено, — угрюмо буркнул он.
— Перед кем стоишь? — Сигурд нагнул голову, потемневшие глаза блеснули. — Не видишь, кто я?!
— Вижу, — дружинник хоть и смутился, однако не отступил. — Потому и говорю. Тебя, стало быть, как раз и не велено впускать.
— А ну, с дороги! — крикнул Бран, рванувшись к постовым.
— А тебя, слышь, и подавно не пущу! — дружинник поднял меч, Бран выхватил свой. Люди Сигурда сомкнулись, раздался лязг клинков.
— Не пустишь миром — войдем силой, — Сигурд удержал Брана за плечо. — Я ведь два раза не повторяю. Лучше уходите с дороги, добром прошу.
— Куды ж мы уйдем? — возразил страж. — Нас конунг тут поставил.
— Тогда пойди к конунгу и скажи, што я здесь. Да поживей, мне недосуг.
— Дак ведь рано еще, — ответил дружинник. — Ведь он же нам башку открутит!
— Чего мы с ним торгуемся! — Бран ринулся вперед и ударил клинком по клинку противника. Сигурд не позволил им сцепиться, отодвинул Брана прочь.
— А ну, постой, — велел он, и снова — к конунговым стражам:
— Вы чего же это, а? Я вам што сказал? Ступайте к конунгу, у нас терпенье не стальное. Сколько еще ждать? Иль сей же час доложите — или мы войдем. Войдем и через вас перешагнем. Не доводите до греха!
Стражи переглянулись.
— Дак мы чего ж, — сказал один. — Мы ж не супротив, вот только не озлился бы.
— Ступай, — перебил Сигурд. — Нам с тобой балакать некогда. А ну, живо! Одна нога здесь, другая…
Он не договорил. Хелге положила ладонь ему на локоть и с расширившимися глазами указала пальцем на что-то впереди, за спиной у стражей. Те быстро обернулись…
У входа в дом стояла Улла. Она была одета в какую-то рвань, едва ли не в мешок, подпоясана веревкой. Тонкие руки, будто веточки, высовывались из драных рукавов, босые ноги по щиколотку увязали в снегу. Она стояла, обратив к ним неподвижное лицо. У нее были белые губы, почерневшие, огромные глаза.
А длинные косы были обрезаны под корень.
Люди пооткрывали рты. Улла опустила голову, короткие темные пряди упали на лицо. Она взялась за ручку двери и, переступив порог, шагнула в дом.
Воины дружно повернулись к Сигурду, будто ждали объяснений. Ярл молча отодвинул их рукой, зашагал вперед, и остальные — следом.
Когда они появились в доме, настала тишина. Ни на кого не глядя, Сигурд вышел к свету. Улла стояла за очагом. Растрепанные волосы скрывали лицо, маленькие босые ноги побагровели от мороза. Бран подбежал и, едва дыша, дотронулся до Уллиного локтя. Она не шелохнулась. Она была точно идол.
— Искорка, — пальцы Брана коснулись ее остриженных волос. Задохнувшись, он поднял взгляд — и увидел конунга. Тот был около стола, смотрел, и глаза блестели. Бран уставился на него, как завороженный, хотел, но не мог вымолвить ни слова.
Это сделал Сигурд.
Ярл быстро подошел, схватил конунга за рубаху на груди и бесцеремонно тряхнул.
— Это што же, а? Ты што же сделал с ней такое? Я думал, человек ты, — голос Сигурда стал хриплым. — А ты… ты… Ты даже не бревно, ты хуже зверя. Зверь на родную дочь не станет руку подымать! Убить тебя мало!
Сигурд оттолкнул его и выхватил кинжал. К ним тут же бросились дружинники.
— Стойте! — конунг вскинул руку. — Стойте, не трогайте его.
Он повернулся к Сигурду и тихо произнес:
— Клянусь, я к ней не прикасался. Я и сам… не меньше твоего… Я не знаю, кто это сделал, клянусь тебе. Она только сейчас сюда пришла.
— Ложь! — Сигурд, черный от гнева, не убрал оружия. — Коза на твоем дворе ее уже с час назад повстречала!
— Я говорю правду. Мне ничего об этом не известно. Да ты сам ее спроси, пускай скажет.
Они повернули головы. Улла замерла на месте. Бран и Хелге стояли около, но она, казалось, их не замечает.
— Дочка, — позвал Сигурд. — Доченька, милая, што случилось?
В ответ молчание.
— Она замерзла вся, — Бран попытался укрыть девушку плащом, но она проворно отстранилась, отступила в сторону. Глаза блеснули из непокорных зарослей волос.
— Кто тебе это сделал? — спросил Сигурд. — Кто? Скажи, доча, не бойся.
— Никто, — отозвалась Улла. Голос был глухой, негромкий, будто сонный. — Никто не сделал, я сама.
— Как, то есть, сама? — Сигурд глянул на жену. Хмурясь, та сказала:
— Если ты боишься, то не бойся, мы тебя никому в обиду не дадим.
— Я не боюсь, — монотонно отозвалась Улла. — Я это сделала сама. Вы идите, я теперь буду тут.
— Тут, доча? — Сигурд подошел, с высоты своего роста склонился к девушке. — Што тебе тут делать? Пойдем домой, родимая моя. Вона, ты вся синяя, замерзла. Пойдем.
— Нет, — Улла качнула головой. — Нельзя. Вы идите, я останусь.
— Зачем, дочка?
— Я должна, — Уллино лицо сделалось упрямым. Взгляд скользнул и опустился. — Раб должен быть около хозяина.
— Што? — растерялся Сигурд. — Да што ты? Да разве ты…
Он вдруг нахмурился и всем телом развернулся к конунгу.
— Ты ей чего наговорил? — с тихой яростью промолвил ярл. — Да как язык твой повернулся?! Это тебе не Кнуд! Я не позволю, штоб ты ее…
— Ничего я ей не говорил! — крикнул конунг. Понизив тон, добавил:
— Я ничего не говорил. Не видел я ее, пойми же ты. Не говорил я ей ни слова.