— Значит, тебе не надо везти?
— Не надо, господин. Здесь продам. А ты по рынку-то походи, поспрашивай, может, кому и надо. Во-он туда, в харчевню иди. Там важные купцы собираются, с ними и потолкуй для начала.
Поблагодарив торговца отрывистым кивком, Александр оглянулся: Гислольд все стоял да, прицениваясь, щупал девок. Хевдинг сплюнул и деловито зашагал к навесу.
Никаких столов, стульев, лавок в харчевне не было, и Саша уселся прямо на покрытый ковром дощатый помост, поджав по-турецки ноги.
Служка в белой бараньей шапочке, подбежав, поклонился и, ничего не спрашивая, налил из кувшина вино в большую глиняную плошку.
Саша поднял глаза, и слуга снова поклонился:
— Уже разбавленное, мой господин!
— Нет уж, неси чистое, неразбавленное, — ухмыльнулся хевдинг. — И чего-нибудь поесть. Сыр там, фрукты…
— Сделаю, господин.
Слуга тут же переменил кувшин и притащил целое блюдо снеди: лепешки, острый соус из протухших рыбьих кишок — гарум, вареную фасоль, коровий и козий сыры, жаренную на вертеле рыбу.
Саша даже рассердился:
— Я ж просил — только закуску! А впрочем… Тащи-ка еще одну кружку.
Гислольд уже подходил к помосту, довольный и улыбающийся.
— Есть попутный груз, хевдинг! — едва сев, выпалил парень.
— Молодец! — Александр все же недоверчиво прищурил глаза. — Пей вино и рассказывай.
Утерев выступивший на лбу пот рукавом, юноша с удовольствием опростал кружку:
— Его зовут Ашкензи, ну, того торговца. И у него есть брат.
— Очень приятно, что у него есть брат, — кисло улыбнулся хевдинг. — Только нам с того какой толк?
— Родной брат этого Ашкензи — тоже торговец, и он с удовольствием бы отправил в Цезарею смоквы и сливы, — продолжал Гислольд, налив себе еще кружку. — Иначе они просто сгниют, их слишком много. А там, в Цезарее, нас встретили бы и разгрузили. Четверть этих слив — наша!
При этих произнесенных радостным тоном словах Саша чуть было не поперхнулся вином:
— Вот так радость! Понос теперь точно обеспечен. На что нам сдались эти сливы?
— На… что, мой вождь?
— Я спрашиваю — зачем?
— Ну, ты же сам искал попутный груз — так вот он! Хоть сейчас забирай. И ничего с ним не сделается, я узнавал: до Цезареи по морю ходу меньше чем полдня.
— Да, но сливы…
— Их можно выгодно продать. Я думаю, слегка скинув цену, мы уступим нашу долю посреднику… Ну, тому, кто придет в порт. И это будет… — Гислольд зашевелил губами. — По денарию за корзину — почти четыреста денариев, то есть десять золотых солидов! А портовый сбор, я узнавал, два солида.
— Ничего себе! — удивленно присвистнул Саша. — Ловко же ты подсчитал, словно всю жизнь торговлей занимался.
Гислольд отмахнулся:
— Это не я, вождь, это все тот купец, Ашкензи.
— С чего б это он такой доброхот?
— В придачу к сливам и смоквам он дает своих девок. Заодно уж!
Саша только головой покачал: вот уж час от часу не легче!
— И на что нам девки?
— Продадим! А без них Ашкензи нас со своим братцем не сведет. Ну с тем, у кого сливы и смоквы.
Подумав, Александр согласился: в конце концов, деньги были нужны, а долго торчать в этой дыре не хотелось. Девки так девки, тоже товар!
Конечно же, купец Ашкензи продал девчонок не задешево. Из полученной перевозчиками прибыли цезарейский посредник должен был вычесть за юных рабынь изрядную сумму.
Гита, узнав об этой сделке, долго смеялась. Потом, пока грузили сливы, принялась о чем-то шептаться с рабынями. Так и шепталась в течение всего пути, благо плыть было недалеко.
Уже к вечеру «Голубой дельфин» встал у причала Цезареи, некогда пышной столицы одной из двух римских Мавританий. Впрочем, город и сейчас сохранял царственный вид, даже несмотря на когда-то разрушенные варварами стены.
Какие там были дворцы! Какие храмы! На мощеных улицах еще сохранились мраморные статуи, в тени многочисленных портиков и пальм неспешно прогуливались горожане, а рынок шумел, словно море!
Быстро уладив все дела с посредником, хевдинг получил всю оговоренную сумму, естественно, за вычетом стоимости рабынь, которых Александр намеревался продать здесь же, на рынке… И продал бы, пусть и прогадав немного, если б не Гита.
Она, едва корабль пришвартовался, отвела Сашу в сторону:
— Помнишь, мой господин, ты говорил о том, что я могу выбрать, где жить и чем заниматься?
— Да. — Александр кивнул с некоторым удивлением: с чего Гита именно сейчас об этом вспомнила? Понравилась Цезарея? А! Она же как-то упоминала, что у нее есть здесь знакомые.
— Эти рабыни, — мечтательно улыбаясь, продолжала девушка. — Отдай их мне, вождь!