Человек, который все еще стоял на коленях, понял причину моих слез и сказал: «Да, Кристина! Я не ангел, не гений и не призрак… Я — Эрик!»
Здесь Кристина снова прервала свой рассказ. Молодым людям почудилось, что позади них прокатилось эхом: «Эрик!» Они разом обернулись и только теперь заметили, что уже стемнело. Рауль попытался встать, но Кристина удержала его.
— Останьтесь! Я хочу, чтобы вы узнали все именно здесь.
— Почему именно здесь, Кристина? Я боюсь, что вы простудитесь.
— Бояться нам надо только люков, мой друг, а здесь мы на краю света, далеко от них… Кроме того, я не должна встречаться с вами за пределами театра. Не будем давать повода для подозрений.
— Кристина! Кристина! Что-то мне подсказывает, что мы напрасно решили дожидаться завтрашнего вечера — нам надо бежать немедленно!
— Я же сказала вам: если он не услышит меня завтра вечером, он будет очень страдать.
— Нельзя уйти от Эрика и при этом не причинить ему боль…
— Вы правы, Рауль, и я знаю, что мое бегство убьет его. Но шансы у нас равны, — глухим голосом добавила девушка, — потому что мы тоже рискуем: он может убить нас.
— Так он вас очень сильно любит?
— До безумия!
— Но ведь его жилище легко найти. Можно пойти к нему. Если Эрик никакой не призрак, а обычный человек, с ним можно поговорить, ну а если что, так и заставить держать ответ…
Кристина решительно покачала головой:
— Нет, нет! С Эриком ничего сделать нельзя… От него можно только бежать!
— Но почему же вы к нему вернулись, хотя могли и не делать этого?
— Потому что так было нужно. Вы это поймете, когда узнаете, как я ушла от него…
— Ах, как я его ненавижу! — вскричал Рауль. — А теперь, Кристина, прежде чем выслушать вашу необыкновенную любовную историю до конца, я хотел бы знать: вы его ненавидите?
— Нет! — коротко ответила Кристина.
— Все ясно! Ничего больше не говорите. Вы его любите! Ваш страх и ваш ужас — все это любовь, любовь извращенная, такая, в которой обычно не признаются даже самим себе! Такая любовь бросает в дрожь, когда о ней думают… Еще бы: любовь к человеку, живущему в подземном дворце!
Юноша саркастически усмехнулся, и девушка резко сказала ему:
— Я вижу, вы хотите, чтобы я снова ушла туда! Берегитесь, Рауль, я говорю вам: я уже не вернусь оттуда!
Тягостное молчание будто придавило всех троих: двух несчастных влюбленных и тень, которая слушала их…
— Не сердитесь, Кристина, — медленно начал Рауль, — но я хотел бы знать, какие чувства он вам внушает, если в душе у вас нет ненависти.
— Ужас и отвращение! — Она проговорила это с такой силой, что резкий звук заглушил ночные вздохи. — Да, ужас, — продолжала она с нарастающей горячностью. — Он внушает мне ужас, но ненависти во мне нет. За что его ненавидеть, Рауль? Он был у моих ног там, в своем подземном жилище на озере. Он обвинял и проклинал себя, молил о прощении! Он сам признался в своем злодействе. Он меня действительно любит! Он бросил к моим ногам свою жестокую любовь, которая заставила его похитить меня и унести в подземелье, но он ничем меня не оскорбил — только ползал по полу, стонал и рыдал… Когда я сказала ему, что буду презирать его, если только он немедленно не отпустит меня, если не вернет свободу, которую так жестоко отобрал, Эрик с готовностью предложил отвести меня обратно. И в тот момент, когда он поднялся, я вспомнила, что хотя он — не призрак, не ангел, не гений, он — тот самый «голос», божественный голос, который пел мне, и я осталась. Мы больше не сказали друг другу ни единого слова. Он взял лиру и запел романс Дездемоны — запел голосом ангела! Когда я вспомнила, как сама пела его, мне стало стыдно. Знаете, друг мой, в музыке бывает так, что внешний мир перестает существовать, и не остается больше ничего, кроме звуков, которые поражают вас прямо в сердце. Мое странное приключение было забыто. Остался только «голос», и я следовала за ним, опьяненная высшей гармонией, я превратилась в частицу Орфеева стада. «Голос» увлекал меня в страну боли и радости, пытки, отчаяния и блаженства, в страну смерти и счастливой супружеской любви. Я слушала, а он пел… Он пел какие-то неизвестные мне арии, какую-то новую музыку, которая вызвала во мне странное чувство неги, истомы и покоя… Она возносила мою душу, успокаивала ее, увлекала в запредельную мечту. И я заснула.
Открыв глаза, я увидела, что лежу в шезлонге в просто обставленной маленькой комнате с единственной кроватью из красного дерева, с обтянутыми шелком стенами, которую освещала лампа, стоявшая на комоде в стиле Луи-Филиппа. Я провела ладонью по лбу, словно пытаясь прогнать дурной сон. Увы, очень скоро я убедилась, что это не сон! Я была пленницей и могла выйти из комнаты только в прекрасно оборудованную ванную с холодной и горячей водой. Вернувшись, я заметила на комоде записку, написанную красными чернилами, которая напомнила мне о моем плачевном положении и прогнала всяческие сомнения, если они еще оставались. «Милая моя Кристина, — говорилось в записке, — я хочу, чтобы Вы не беспокоились по поводу своей участи. На земле у Вас нет более верного и почтительного друга, чем я. В настоящее время Вы одна в этом доме, который принадлежит Вам. Я отправляюсь в город, чтобы купить Вам все необходимое».