— Уехал на работу спозаранку, — ответила миссис Фэйрчайлд, переворачивая вилкой бекон. — Не у всех в распоряжении целое лето, — добавила она. — Чем займешься сегодня, Ханна?
Ханна открыла холодильник и достала пакет апельсинового сока.
— Да, наверное, как обычно. Буду, понимаешь, болтаться на улице.
— Мне очень жаль, что у тебя выдалось такое скучное лето, — со вздохом сказала мама. — У нас совсем нет денег, чтобы отправить тебя в лагерь. Может, на следующее…
— Ничего, мам, — беззаботно ответила Ханна. — Нормальное у меня лето. Честное слово. — Она повернулась к близнецам. — Ну, как вам, ребята, страшилки о призраках, что я рассказывала прошлой ночью?
— Не страшные, — тут же ответил Герб.
— Ни капельки не страшные, — добавил Билл. — Истории у тебя глупые.
— А по-моему, вы изрядно струхнули! — возразила она.
— Мы прикидывались, — сказал Герб.
Она подняла пакет с соком:
— Хотите?
— А он с мякотью? — спросил Герб.
Ханна притворилась, что читает надпись на пакете:
— Да. Тут написано: «На сто процентов состоит из мякоти».
— Ненавижу мякоть! — заявил Герб.
— И я! — подхватил Билл, скорчив рожу.
Надо сказать, что вопрос мякоти поднимался за завтраком далеко не впервые.
— Неужели ты не можешь покупать апельсиновый сок без мякоти? — спросил у матери Билл.
— Ты не могла бы его для нас процедить? — спросил у Ханны Герб.
— Можно мне вместо него яблочный? — спросил Билл.
— Не хочу сока. Хочу молока, — решил Герб.
Обычно их нытье и капризы доводили Ханну до белого каления. Но сегодня подобные мелочи не могли вывести ее из себя.
— Стакан яблочного сока и стакан молока! — пропела она.
— Да ты сегодня и впрямь в приподнятом настроении, — констатировала мать.
Ханна вручила Биллу стакан яблочного сока, и братишка тут же его пролил.
После завтрака Ханна помогла матери привести кухню в порядок.
— Славный денек, — сообщила миссис Фэйрчайлд, выглядывая в окно. — На небе ни облачка. Ожидается около тридцати трех градусов тепла.
Ханна засмеялась. Мама постоянно выдавала подобные прогнозы погоды.
— Я, пожалуй, прокачусь на велике, пока не стало слишком жарко, — сказала она.
Она вышла на заднее крыльцо и вздохнула полной грудью. Теплый воздух благоухал свежестью. Она залюбовалась парой красно-желтых бабочек, что порхали над цветником.
Она прошла несколько шагов по лужайке в сторону гаража. Где-то в конце квартала надсадно ревела газонокосилка.
Ханна задрала голову и посмотрела в ясное голубое небо. Солнце пригревало лицо.
— Эй, берегись! — прокричал вдруг чей-то испуганный голос.
Спину пронзила резкая боль.
Испуганно охнув, Ханна рухнула наземь.
2
Ханна больно ударилась локтями и коленками. И тут же обернулась, чтобы увидеть, кто ее сбил.
Это был мальчишка на велосипеде.
— Извини! — воскликнул он. Он соскочил с велосипеда, и тот грохнулся на траву. — Я тебя не заметил.
На мне оранжевое и зеленое, подумала Ханна. Как он мог меня не заметить?
Она поднялась на ноги и вытерла с коленок пятна травяного сока.
— Оу, — сказала она, хмуро глядя на мальчика.
— Я пытался затормозить, — тихо произнес он.
Ханна заметила, что волосы у него ярко-рыжие, почти оранжевые, как апельсин, глаза карие, а лицо усыпано веснушками.
— А с чего это ты, интересно, гоняешь на велике у меня во дворе? — осведомилась она.
— У тебя во дворе? — Он прищурил свои темные глаза. — С каких пор это твой двор?
— С моего рождения! — отрезала Ханна.
Он протянул руку и снял с ее волос пожухлый листок.
— Ты в этом доме живешь? — спросил он, показав пальцем.
Ханна кивнула.
— А где живешь ты? — спросила она, осматривая ушибленные локти. Они выпачкались в земле, но обошлось без ссадин.
— Рядом, — ответил он и повернулся к выстроенному из красного дерева домику в стиле ранчо на другой стороне подъездной дорожки.
— Как? — изумилась Ханна. — Не можешь ты там жить!
— Это почему же? — возмутился он.
— Так дом же пустует, — ответила она, пристально глядя ему в лицо. — С тех пор, как Додсоны съехали.
— Больше не пустует, — возразил он. — Я там живу. С мамой.
Как такое могло случиться? — удивлялась Ханна. Как мог кто-то переехать в соседний дом, чтобы я об этом не знала?
Я же играла здесь вчера с близнецами, подумала она, разглядывая мальчика. И совершенно уверена, что дом тогда стоял пустой и темный.