Выбрать главу

Но Доктору, который по-прежнему лежал, закинув руки за голову, стало неинтересно рассказывать.

— Ну, и убежала собака в горы, и ни лаской, ни угрозами хозяин не мог заставить ее вернуться в хижину. А на другой день он ушел из лагеря. Который час? Скоро закат? Эй, не наступай мне на ногу, паршивый мексикашка, да брось ты топтаться! Лучше ляг!

Но мы знали, что рассказ Доктора еще не окончен, и терпеливо дожидались его завершения. Тем временем древнее, седое безмолвие леса снова вступило в свои права, в тяжелых балках естественной крыши над нашими головами начали собираться тени, а тусклые колонны стволов, казалось, обступали нас все теснее. И вот Доктор не спеша возобновил рассказ, как будто его и не перебивали.

— Как я уже сказал, я этому особенно не верил и, рассказывать бы вам не стал, если бы не один любопытный случай, который произошел со мной самим. Случилось это весной шестьдесят второго, когда я и еще три человека возвращались из О'Нила, где нас занесло снегом. Погода стояла ужасная; после того, как мы прошли перевал, начался дождь, слякоть, кругом вода; каждая канава превратилась в ручей, а ручей — в реку. Мы потеряли двух лошадей на Норт-Форке, вконец измотались, сбились с дороги, шлепаем по грязи, а ночь приближается, и град так и лупит по лицу, что твоя дробь. Невесело нам было и страшновато, как вдруг я увидел, что в лощине мерцает огонек — я ехал чуть впереди остальных. Лошадь у меня была еще свежая, я крикнул ребятам, чтобы ехали за мной и держали на огонек, — и туда. Еще немного, и я очутился перед маленькой хижиной, полускрытой черным чапаралем; спешился и постучал в дверь. Не отвечают. Тогда я попытался высадить дверь, но оказалось, что она крепко заперта изнутри. Я еще больше удивился, но один из наших, нагнавший меня, сказал, что только что видел в окно человека, который сидит у очага и читает. Нас возмутила такая неприветливость, и мы вовсю налегли на дверь и при этом орали что было мочи. Вдруг послышался резкий щелчок отодвигаемого засова, и дверь отворилась. Перед нами стоял коренастый человек с бледным, изможденным лицом, выражающим спокойное добродушие и многотерпеливое страдание. Когда мы вошли, он поспешно спросил нас, почему мы его раньше «не кликнули».

— Но ведь мы стучали! — нетерпеливо сказал я. — Чуть дверь не высадили.

— Ну и что ж, что стучали, — терпеливо сказал он. — К этому-то я давно привык!

Я опять посмотрел на его лицо, полное покорности судьбе, и оглядел хижину. И тут меня осенило.

— Мы около Кейв-Сити? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Кейв-Сити прямо внизу. Вы, должно быть, проехали его в бурю.

— Понимаю. — И я снова огляделся по сторонам. — Ведь это и есть здешний дом с привидениями?

Он с любопытством посмотрел на меня и очень просто ответил:

— Да.

Можете вообразить мой восторг! Мне представлялся случай проверить всю эту историю, добраться до коренной породы и увидеть, что тут можно намыть! Нас было слишком много, и мы были слишком хорошо вооружены, чтобы кого-либо опасаться. Если — как предполагали некоторые — все это устраивала шайка грабителей с тем, чтобы уберечь свое убежище от вторжения посторонних, то за любую попытку напасть на нас мы готовы были отплатить им тою же монетой. Нечего и говорить, что мои спутники, узнав в чем дело, только обрадовались такой возможности. Единственный, кто сомневался и сохранял полнейшую безучастность, был наш хозяин: он, как прежде, устроился с книгой у огня, и на лице его оставалось прежнее выражение терпеливого страдания. Я мог бы легко вызвать его на откровенность, но я не хотел искать подтверждения чужим наблюдениям, а предпочитал убедиться во всем сам. К тому же я счел за лучшее не пугать ребят раньше времени. Мы поужинали и в терпеливом ожидании расположились вокруг огня. Прошел час — нас ничто не тревожило; второй — то же самое. Наш хозяин читал; молчание нарушалось только цокотом града по крыше. Но...

Доктор умолк. После того как его перебили последний раз, непринужденное просторечие его рассказа сменилось более округленным, изящным и даже обдуманным слогом. А теперь он вернулся к прежней манере и тихо проговорил:

— Если ты, Хуан, не бросишь копошиться с этими риатами, я тебя самого привяжу, как мула. Поди сюда и ложись. Ну?

Все мы свирепо обернулись к виновнику второй опасной паузы, но бледное, перепуганное лицо бедняги удержало нас от брани. И, к счастью для нас, Доктор продолжал сам:

— Но я забыл, что этих молодцов, готовых к любой стычке, трудно удержать в руках; и после того как без каких-либо сверхъестественных явлений минул и третий час, я понял по некоторым перешептываниям и перемигиваниям, что сейчас они сами что-то начнут. Через несколько мгновений во всех углах послышался бешеный стук; большие камни (ловко подброшенные вверх по трубе) с тяжелым грохотом обрушились на крышу. Странные стоны и душераздирающие вопли, казалось, доносились снаружи (там, где щели между бревнами были достаточно велики). И все же во время этого шума и грохота наш хозяин продолжал невозмутимо, сидеть, и на его добродушном, но изможденном лице не было и следа упрека или негодования. Вскоре стало ясно, что это представление затеяно только для него. Его попросили посмотреть, кто это буянит снаружи, и, воспользовавшись его отсутствием, все в хижине перевернули вверх дном.

— Видите, старина, что натворили призраки, — сказал верховод этих безобразников. — Перевернули бочонок с мукой, пока мы на него не смотрели, а потом опрокинули кувшин и разлили всю воду!

Терпеливый хозяин поднял голову и посмотрел на стены, обсыпанные мукой. Потом опустил глаза и взглянул на пол, слегка вздрогнул и отшатнулся.

— Это не вода! — сказал он тихо.

— А что же?

— Кровь! Гляньте-ка!

Стоявший ближе прочих дернулся и отпрянул, бледный, как полотно.

А там, на полу, господа, прямо перед дверью, на том самом месте, где старик видел, как его пес остановился и начал подымать лапы, там! там! — господа, даю вам честное слово, — медленно расползалась темно-красная лужа человеческой крови! Эй, держите его! Живо! Да держите же его, говорят вам!

Ослепительная вспышка озарила темный лес, и грянул выстрел! Подбежав к Доктору, мы увидели, что в одной руке он держит дымящийся пистолет, а другой указывает на быстро убегающего Хуана, нашего мексиканца-вакеро!

— Ах, черт, промазал! — сказал Доктор. — Но вы его слышали? Видели, как он побледнел при слове «кровь»? Видели по его лицу, что у него совесть нечиста? А? Что ж вы молчите? Что вы на меня уставились?

— Это был призрак убитого, Доктор? — как один, спросили мы, задыхаясь.

— Куда там к черту призрак! Нет! Но в этом мексиканце-вакеро — этом проклятом Хуане Рамиресе — я угадал его убийцу! Поэтому и стрелял в него!