Выбрать главу

   - Какая страшная история...

   Саша мельком взглянула на меня.

   - Матвей как-то папе сказал, что видел черную женщину на дороге. Папа вышел. Она была уже далеко в поле. А папа сказал, что к попу монашка приехала, он видел. Больница-то напротив церкви. И все. - Саша помолчала и встрепенулась: - Нет! Еще, говорят, несколько раз покупали эту усадьбу и строили что-то свое, но эти люди начинали чахнуть, кто-то умирал, кто-то уезжал.

   Она опять замолчала, глядя за окно.

   - Я бы сбежала, - откликнулась я.

   - Но не наши предки. Если они ее и видели, в чем я сомневаюсь, им гордость не позволит признаться, что она существует. - Саша помолчала, - Знаешь, Рома взяли, ему месяц всего был. Я постелила ему у своей кровати, чтобы, если заплачет, успокоить. Так собачники советуют. Он каждую полночь поднимался и выл на окно, потом ложился и засыпал, вскакивал под утро и снова выл. Когда подрос, спустили вниз, под лестницу. Там все повторяется каждую ночь. Папа несколько раз выходил, но кроме крупных собак, не видел никого.

   - Саш, а вдруг легенда ожила?

   Саша смотрела на меня округлившимися глазами.

   - Вдруг она и не умирала? Вдруг она всегда здесь ходила тайком? А теперь, непонятно почему, решила показаться? - Саша потерла лоб, как в школе, когда ее вызывали к доске, а она была не готова к ответу. - Ладно, давай спать. Уже и соловьи замолкли.

   Тут я вспомнила ее слова о связи и похолодела.

   - Так здесь нет связи? - спросила я - Как же я с мамой общаться буду?

   - Они нам врали, чтобы отговорить от этой усадьбы. Вышка на холме над нами. Здесь лучшая связь на всю деревню.

   Я долго не спала. Рассказ так напугал, что я пешком бы домой убежала, но там меня никто не ждал. Внизу начал тихонько подвывать пес. Я поднялась и прокралась к столу, взобралась на подоконник. Женщина стояла около поваленной калитки усадьбы напротив и, задрав голову, вглядывалась в наше окно. Она подняла вуаль, и луна высветила вместо лица белый звездчатый шрам. На нем выделялись огромные, словно крупные сливы, непроницаемо черные глаза. У меня к горлу подкатила тошнота. Погорелица, будто почувствовав мой ужас, раздвинула в усмешке тонкие щелки обгорелых губ и исчезла.

   Утром я чувствовала себя побитой собакой. Болели и руки, и ноги, а когда я села в кровати, меня кинуло обратно на подушку. Саши в комнате не было. Быстро одевшись, выглянула в окно и чуть не упала. У меня перехватило дыхание от ужаса. Сверху были хорошо видны развалины дома в саду напротив, а посреди них - женщина в черном. Она не сводила глаз с нашего окна. Я отскочила и бросилась вниз. В гостиной снова выглянула в окно. За густыми зарослями сада ни развалин, ни Погорелицы видно не было.

   Вечером я не рассмотрела, как следует, дом. Сегодня почувствовала, что здесь тепло и уютно. Если бы не соседство с Погорелицей! Гостиная находилась под спальней Саши, но была немного меньше. Окно выходило на двор перед домом, где тетя Оля посадила цветы. Сейчас цвели пионы, их густой удушливо-сладкий запах заполнил гостиную.

   Под окном - небольшой журнальный столик на колесиках с закрытым ноутбуком. Рядом стояла плетеная корзинка с начатым вязаньем. У стены напротив входа, справа от окна, на тумбочке-камине - большой телевизор. Перед входом диван, накрытый клетчатым сине-зеленым пледом, и два кресла. У дивана развалился Ром. Он приподнял одно ухо, когда я вошла, и приоткрыл глаз, но тут же успокоился. Напротив окна две двери. Одна, я помню, вела в кухню, вторая, наверное, - в спальню родителей. Между дверями книжные полки до потолка.

   Я прошла в кухню. Помню, вчера кухня показалась огромной. Сейчас я поняла, что это из-за белого цвета стен и отделки мебели. Кухня, конечно, была побольше нашей городской, но не настолько, как мне показалось вечером. Зато в ней было все: и газовая плита, и тумбочки, и шкафчики, холодильник и комбайн. У окна стоял мягкий уголок, а перед ним обеденный стол. Все это блестело, словно натертое воском. Саша раскладывала на столе тарелки. Она кивнула мне и спросила:

   - Как ты?

   - Норм, - буркнула я, решив не рассказывать о видениях. Я подумала, что схожу с ума. Ведь я впервые осталась без родителей и в чужом доме. - Помочь?

   - Нет, мама все приготовила.

   - А где Матвей?

   - Наверное, птицу кормит. - Саша заметила мое удивление, рассмеялась: - Мы же теперь деревенские... утки, куры. Знаешь, первое время я ненавидела это, а теперь - вот привыкла. А Матвей вообще влюблен во все это хозяйство. Ему скучно, друзей на этом краю нет, вот и возится. - Саша крикнула в открытое окно: - Матвей! Завтракать.

   Но Матвей не появился. Подруга поморщилась, словно надкусила лимон.

   - Вечно его приходится ждать! - Она повернулась ко мне. - Достал, понимаешь! Как только предки за порог, все, как не он! Пойду искать.

   Естественно, я увязалась следом. Мы обошли весь участок. Он был огорожен забором из поперечно расположенных досок и казался таким же ненадежным, как и ворота. Между досками могла пролезть даже я. На заднем дворе клонился куда-то вправо саманный сарай, обнесенный вокруг сеткой-рабицей так, что образовался небольшой внутренний дворик. В нем квохтали несколько несушек, а в углу, во врытом в землю корыте, плескались утки. Матвея здесь не было. Мы направились в сад, огороженный штакетником, заглянули в деревянную беседку между садом и крыльцом, рядом с шеренгой цветущих пионов, но и там мальчишку не нашли.

   - Куда же он подался? - Саша задала вопрос скорее себе, чем мне.