– С вами все хорошо? – Юноша протянул мне бокал с водой. Трясущейся рукой я поднесла его к губам и опустошила. Затем взяла книгу. Все четверо родственников покойного нетерпеливо подались вперед; я приподняла обложку и очень медленно ее открыла. Записка исчезла, вместо нее на грифельной доске было нацарапано послание.
Юноша склонил голову набок, чтобы разобрать строки.
– «Ныне я пребываю в покое», – прочел он.
– Не понимаю, – вмешалась дочь. – Мама, что ты у него спрашивала?
Старик недовольно фыркнул.
– А как же ключ? Он должен был рассказать нам, где спрятал ключ! – Постепенно недоумение на его лице сменилось гневом. Он возмущенно наставил на меня палец. – Вы… – начал он.
Я выдержала его взгляд и про себя досчитала до трех. Мне и раньше приходилось иметь дело со скептиками, кроме того, я еще не закончила.
– С кем вы хотите поговорить? – На сей раз погасла свеча старика.
– Храни нас Господь… – взмолилась дочь. Теперь и ее свеча испустила дымок.
Дыхание призрака задуло оставшиеся свечи, и в гостиной воцарился почти кромешный мрак. Крики эхом отдавались от стен.
– Быстрее! Откройте шторы! – закричал кто-то.
Один из стульев опрокинулся, увлекая за собой сидевшего на нем. Я сцапала бархатный мешочек, встала и, отодвинув с дороги чью-то худощавую фигуру, направилась к полоске света, проникающего из приоткрытой двери гостиной. Позади раздался вскрик юноши. Только он из всего семейства проявил ко мне каплю доброты. Что ж, будет ему наука. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Я выскочила в коридор и увидела дверь для прислуги. Толкнула створку, помчалась вниз по лестнице и ворвалась на кухню. Служанки удивленно воззрились на меня, но я бросилась мимо них к двери черного хода.
– Ох! – Я с размаху врезалась в чью-то грудь в синем мундире.
– Ну что, мисс Тиммонс? – самодовольно спросил фараон. Я мгновенно узнала черную бороду и такие же угольные глаза. Под давно не стриженными усами поблескивала ухмылка.
– Констебль Ригби! – буркнула я.
Он вырвал у меня из рук мешочек.
– Давайте-ка вас от этого избавим, благодарю покорно.
У второго полисмена уже были наготове наручники, так что он с превеликим удовольствием защелкнул их у меня на запястьях.
– И даже не помышляйте вытаскивать шпильки из своей хорошенькой прически, – предупредил констебль Ригби. – Замки наручников защищены от взлома.
Я помалкивала, зная, что подобной защиты не существует – по крайней мере, для меня. Но эта подлая засада меня потрясла. Как же они пронюхали, где я буду?
На лестнице загрохотали чьи-то шаги.
– О, хвала небесам… – запыхаясь, выпалила дочь миссис Хартфорд. – Офицер…
В знак приветствия он приподнял шляпу и открыл бархатный мешочек, показывая ей содержимое.
– Полагаю, это ваше, – сказал Ригби.
Она посмотрела на украшения и фыркнула – то ли смутившись, то ли разозлившись, – не хотела признавать, что ее обвели вокруг пальца.
Констебль Ригби, чрезвычайно довольный, улыбнулся.
– Весь Лондон ее ищет, – заявил он. – Скользкая, будто угорь.
– Обыкновенная шарлатанка, – усмехнулась дочь миссис Хартфорд, протягивая ему мою визитку.
Услышав это, я только глаза закатила. Шарлатанка? Ну да. Но обыкновенная – едва ли.
Ригби взглянул на карточку и ухмыльнулся.
– Эсмеральда Хаутон?
Всю ночь в своей крошечной комнатушке я трудилась над этой карточкой, стараясь, чтобы чернила к утру высохли. Я присвоила множество имен, и это мне нравилось больше всех. Меня вдохновила на него героиня «Собора Парижской Богоматери», моей любимой книги. Моей единственной книги.
Дочь миссис Хартфорд пристально воззрилась на меня и сморщила нос, будто учуяла в рыбной лавке протухшего карпа. Мерзкое предвкушение на ее лице сменилось злорадством. Мне не стоило оскорбляться – с самого начала было ясно, что они терпят мое присутствие в своем доме лишь из необходимости. Но я-то хотя бы развлекалась, а она всего пять минут назад истово мне верила.
– Немедленно уведите отсюда эту мошенницу, – велела она.
Такое вопиющее лицемерие стало последней каплей.
– Если вы сочли меня мошенницей, тогда, полагаю, вас не интересует, что сообщил мне призрак вашего отца.